Только сейчас Макар увидел, чем занят дед. Вынув откуда-то большую камеру, наверное, от мопеда, он накачивал её ручным насосом. Точнее уже накачал и, открутив шланчик, посмотрел вопросительно на мальчика.
— Это мне?
Дедушка Егор кивнул, указал получившимся кругом на его ноги. Ах, да, носки не снял! Быстро с этим покончив, ухватил надутую камеру, пошёл к берегу, осторожно ступая по нагретой земле, стараясь не наступать на мелкие камни и острые корешки.
Вот и вода. Потрогал ногой, вроде тёплая. Ладно, неизвестно насколько дед сюда их завёз. Вдруг ненадолго и он накупаться не успеет. Эта мысль подогнала, не стал раздумывать больше, положил на поверхность черный круг, толкнул вперёд и, сделав пару шагов, погрузился в воду по самую шею, держась за круг и отталкиваясь от близкого дна ногами. Сначала показалось, что холодно очень, но барахтаясь, не выпуская из рук круг, быстро согрелся. Немного пугало, что отплыл далеко, а дно, хоть и видно, но страшно смотреть вниз, пугают водоросли, да и сама глубина — ногами до него уже не достать. Крепился долго — минуты две, не меньше, потом не выдержал, стал быстро грести к берегу, держась за круг.
На мелководье плескался ещё долго, пока дед не позвал, бросив веточку прямо перед ним. Макар вылез на берег, слегка дрожа, но чувствуя себя странно счастливым и довольным. Мальчик послушно стоял, пока дед растирал его тело неизвестно откуда взявшимся полотенцем. Потом знаками велел снять мокрое и надеть одежду. После растираний, в сухих джинсах и футболке было очень славно, только есть захотелось со страшной силой. Может потому, что слабый ветерок принёс от компании с машиной запах жареного шашлыка.
Дед Егор уезжать не торопился. Расстелил на пеньке газетку и, на удивление мальчика, вынул и разложил на ней толстые ломти хлеба, сало, два огурца, два помидора и соль. Бутылка с водой и два пластиковых стакана дополнили все это богатство. Откусывая хлеб с салом, и заедая его помидором, мальчик и думать забыл мечтать о шашлыках, и об этих людях с машиной. Но они сами напомнили о себе. Дед как раз отошёл куда-то. И Макар вдруг увидел одного из дядей, направлявшегося к их маленькой уютной стоянке. Дядя посвистывал, а перед ним бежала огромная собака. У Макара все внутри упало, и кусок застрял в горле. А собака бежала прямо на него. Ну почему он собак боится, как маленький? Мальчик попятился назад, туда, куда дедушка ушёл, но от собаки не мог оторвать взгляда. Огромная, лохматая, она остановилась в двух шагах и почему-то стала рычать на него, обнажая страшные жёлтые зубы.
В голове не осталось ни одной мысли, только какой-то безотчётный ужас и полная беспомощность. Каким-то боковым зрением, Макар видел, что дядя остановился и наблюдает с улыбкой. Хотелось ему крикнуть, что он боится, но оторвать взгляд от собаки не мог, да и в горле пересохло... А ведь пёс вот-вот на него бросится, это мальчик вдруг почувствовал так отчётливо, что волосы, казалось, встали дыбом на затылке.
Бутерброд с салом, недоеденный и до половины, вдруг именно в этот момент выпал из руки, но до земли не долетел, пес бросился и, лязгнув зубами у самого бока, схватил и заглотил такой вкусный обед. У Макара вырвался судорожный вздох, теперь ведь отстанет, он же её покормил, собаку эту страшную. Но почему-то пес не уходил, снова зарычал, обнажая клыки, словно краюхи с салом ему было мало, и он очень хотел съесть именно мальчика.
В одно мгновение все изменилось. Дед появился на полянке совершенно беззвучно. Просто вырос вдруг рядом с Макаром, спокойно положив большую тёплую руку на его плечо. А пес вдруг заскулил, припав на передние лапы, стал пятиться отползать. Он уже не был похож на страшного зверя, скорее на испуганного щенка. Макар посмотрел на дедушку, что он такое сделал, но тот лишь улыбался, пристально глядя на собаку, снисходительно и немножко зло.
Дядька сразу заволновался, закричал, не подходя:
— Эй, вы чего с собакой сделали? Отравить вздумали?
Дед и на него посмотрел и дядька, прямо как собака, забеспокоился, попятился, свистнул вдруг псу, развернулся, и ушёл, не оглядываясь, втянув голову в плечи.
Дедушка Макару не сказал ничего, да и не мог, подмигнул только и разделил свой хлеб на две части, протянул ему половинку. Мальчик не смог отказаться, очень уж это вкусно было. Но только не смог есть, руки все ещё дрожали, а кусок проглотить был не в силах. Дед протянул ему стаканчик с водой, мягко отобрал хлеб, аккуратно завернул в кусочек газеты. Понял, что есть Макарка не может. И от этой заботы, от ласкового задумчивого взгляда из-под густых бровей, мальчику стало так тепло внутри, даже смелости прибавилось, и руки перестали дрожать. А в горле ком появился, только уже не от страха, а от счастья. Странно это так было, ведь от счастья же не плачут?