— Ну, Кикимора… Вернусь, все тебе припомню, — сказал он сам себе и продолжил путь, стараясь двигаться как можно тише. Паучки на затылке не переставали напоминать о себе, — нет, так дело не пойдет. Еще полчаса и тут будет хоть глаз коли.
В наступающих сумерках Радмир выбрал сухое место у старого, полусухого дерева и, собрав валяющегося вокруг хвороста, выбил искру. Через несколько минут он уже сидел, облокотившись на ствол, и смотрел, как веселые огоньки перескакивают с ветки на ветку.
С одной стороны, огонь придавал уверенности в себе, а с другой — кричал на всю округу: «Я здесь! Все, кому нечем заняться в ночном лесу, сообщаю: я тут! Сижу один и оглядываюсь по сторонам!» Хотя Радмир прекрасно понимал, что для тех, кто бродит в ночи, совсем не имеет значения — у костра он сидит или на верхушке самого высокого дерева.
— Ну и что мне дает мой дар? — заговорил он сам с собой, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения одиночества. — Вижу я их, говорить могу, а что толку? Кто захочет мне худо сделать, тот со мной разговаривать не будет. В деревне, конечно, интересно иногда с соседскими Домовыми посидеть, послушать. Иногда такого понарассказывают про своих жильцов, что хоть стой, хоть падай…
Хрустнувшая в темноте ветка заставила его замолчать и до предела напрячь глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть в окружающей темноте. Паучки уже превратились в коней и скакали по его спине галопом.
— Коли с добром явился, так выходи на свет, а коль худое задумал против меня, то знай, что биться я буду до конца, и неизвестно еще, у кого силушки больше будет, — Радмир медленно потянулся к своей сумке и запустил туда руку. Тишина в сочетании с темнотой обретала просто физическую материальность. Она пульсировала в его ушах, заставляя все мышцы тела сократиться до предела.
Еще одна ветка хрустнула уже правее. Радмир вскочил на ноги и сделал шаг к костру, постоянно оглядываясь во все стороны. Еще один хруст. За спиной. Резко обернувшись, он снова встретился взглядом с темнотой.
— Мил-человек, пусти к огоньку погреться, а? — Радмир аж подпрыгнул от неожиданности. Резко обернувшись, он увидел невысокую старушку, выходящую из темноты к свету костра.
— Ты кто?
— Люба я, — ответила она и покосилась на костер, — так что, пустишь? Что-то ночи холодные этим летом.
— Ты чего молчала, старая? Я ж тебе сразу сказал: выходи.
— Чего?
— Я говорю: чего не отвечала?
— А-а-а… Да на ухо я слабовата стала. Ты это… Громче говори, а то не слыхать уж ничего. Старая я.
Радмир внимательно осмотрел ее с ног до головы. Ничем не примечательная внешность. Старенькая одежка, крючковатый посох в руке, да лукошко с грибами в другой.
— А ты, мать, чего тут делаешь-то?
— Грибы собирала, не видишь, что ли? Али ослеп от моей красоты?
— Ночью?
— Днем, дурында! — усмехнулась бабка. — Я из Киселево, тут недалеко по тропке, а ты откель?
— Что за Киселево еще? Не слышал я про такую деревню.
— Ну, говорю ж — по тропке идешь, там и деревня моя. Только вот болото в этом году разрослось, я и сбилась с дороги. Думала — всё, пришла моя смертушка, а тут глядь — огонек виднеется. Ну, я и пришла.
— Значит, там деревня есть?
— Есть, милок, деревня, есть…
Старушка, устав ждать приглашения, подошла к костру и неуклюже присела на землю. Радмир оглянулся по сторонам и тоже подошел поближе. Какая-то тревожная мысль не покидала его, но он не мог понять, что именно его смутило.
— А ты, бабуль, никого тут не видела, пока шла?
— Да ну, ты брось, кого тут можно увидеть? Тьма тьмущая… Если б не ты, совсем бы я, наверное, околела.
— Ну что ж, вдвоем оно всегда веселее, конечно, — растерянно пробормотал Радмир и уселся на свое место, снова облокотившись спиной о дерево, — значит, там болото дальше?
— Ага, болото. Дожди весной, помнишь, какие были? Вот и разрослось прям на тропку и еще дальше.
— А как же ты сюда тогда прошла? На эту сторону?
— Да вот так. Клюкой своей тыкала перед собой да прошла, — бабка потрясла в руке своим посохом.
— Так какого рожна ты через него поперлась-то? Там что, на той стороне грибов нету?
— Таких нет. Я тут одно место знаю, никто про него не знает. Грибы знаешь какие? Огого! Ладно, милок, я это… Вздремну немного. Совсем уже без сил. А утром уже дотопаю до дома.