Поблагодарив начальника, Жунид ушел в гостиницу готовиться к предстоящей операции. Сначала они решили ехать в Докбух вдвоем с Вадимом, но замысел пришлось изменить после звонка из управления. Оттуда сообщили, что ищейка потеряла след украденного жеребца на пути к аулу Орюрт. Опергруппа выехала туда уже без Денгизова, который остался в Докбухе, чтобы принять «заблудших». Словечко это порядком смешило Жунида, но в управлении к нему уже привыкли, называя так, с легкой руки Денгизова, обманутых пособников Мамакаева.
Словом, Жунид решил явиться к Балан-Тулхи-Хану в единственном числе. Дараеву следовало побывать в Орюрте… Вадим Акимович не мог удержаться от смеха, разглядывая преобразившегося приятеля.
На Жуниде был довольно потертый бешмет, свалявшаяся, видавшая виды бурка, ноговицы на ногах и лохматая черная папаха на голове.
- Абрек! Ха-ха! Ты натуральный абрек. Вот где талант перевоплощения!..
- Брось зубоскалить, - добродушно отмахивался Жунид. - Лучше скажи, след от сбритых усов не слишком выделяется?
- Нет. Лицо-то у тебя не загорелое. Солнца мало было в последние дни. Да поглядись в зеркало.
Жунид последовал совету друга и в свою очередь расхохотался.
- А ты прав! Зверский вид у меня! Но ничего. Зато мама родная не узнает. Ну, счастливо, Вадим. Смотри там, в Орюрте, разузнай все, что можно.
- Хорош, - тон Дараева стал озабоченным. - Ты, это ну в общем, зря не рискуй…
- Ладно.
- Ни пуха, ни пера!
- К черту!
И Жунид Шукаев, переодетый и неузнаваемый, сунув в карман галифе заряженный пистолет, отправился к Балан-Тулхи-Хану.
Горы уже задернуло вечерней мглой, и на Докбух осели влажные сумерки, когда он подходил к аулу. По дороге успел основательно запылиться и сейчас смахивал на человека, которому пришлось преодолеть нелегкий и долгий путь.
Первый же встречный показал ему усадьбу Балан-Тулхи-Хана.
Обнесенный высоким каменным забором двор эфенди замыкал верхнюю окраину селения. Напротив кирпичного дома, крытого оцинкованным железом, красовались единственные в Докбухе железные ворота. Сквозь решетку в их верхней части виден был просторный и уютный двор с многочисленными хозяйственными постройками. Саманный сарай-конюшня, возле которого стояла коновязь, крытый загон для овец, курятник. За двором темнели деревья фруктового сада.
- Неплохо живет мулла, - прошептал Жунид и постучал в ворота висячим железным кольцом. В ответ тотчас же забрехали собаки. Судя по голосам, их было не меньше трех.
Потом кто-то вышел, прикрикнул на расходившихся псов и приблизился к воротам.
Жунид разглядел мужскую фигуру, облаченную в темную одежду.
- Кого аллах послал к нам в такую позднюю пору? - по-русски спросил хозяин. Голос у него был низкий, властный.
- Мир дому твоему, - ответил Жунид. - Издалека пришел я, достопочтенный эфенди. Важное дело привело меня к тебе.
- Кто ты?
- Мое имя - Шаниб. Но оно тебе не знакомо.
- Говори.
- Два горца не могут беседовать, разделенные железными воротами, - с затаенной обидой в голосе сказал Жунид. - И то, что должен я тебе сказать, не для других ушей.
Хозяин помолчал, видимо, что-то обдумывая.
- Откуда ты? - спросил он еще.
- Из Адыгеи. Аул Дейхаг - моя родина.
- Кого ты там знаешь?
- Хахана, да продлит аллах его дни…
Загремел засов, и перед Жунидом открылась калитка.
- Входи, будь гостем, - в голосе хозяина по-прежнему звучали нотки недоверия.
Комната, куда Балан-Тулхи-Хан ввел Жунида, была просторна и богато убрана. Все стены - в дорогих коврах, на полу тоже ковры. В углу - тахта с несколькими подушками в бархатных чехлах. Посредине длинный стол, накрытый шелковой скатертью. В воздухе еще стояли запахи недавнего пиршества, да и на полу Жунид заметил несколько куриных костей - хозяйка еще не успела навести порядок.
Едва Шукаев подумал об этом, как в кунацкую вошла сгорбленная седая женщина со слезящимися, пораженными глаукомой глазами и, не замечая гостя, стоявшего сбоку, от дверей, обратилась к мулле:
- Позволь убрать здесь, Лялям.
Балан-Тулхи-Хан резко повернулся и, едва сдерживая гнев, зашипел:
- Не видишь, старая?! Гость у меня! Ступай на кухню! - и метнул быстрый взгляд на Жунида. Тот сделал вид, что заинтересован затейливым рисунком ковра у себя под ногами.
Старуха сейчас же исчезла.
- Присядь, - сказал мулла. - Кажется, ты назвал себя Шанибом? Присядь, Шаниб. После долгого пути не грех дать отдых ногам. А твои ноговицы хранят еще пыль горных дорог…