Вернулась машинистка:
- Приказ готов, Михаил Сергеевич!
Корольков взял у нее бланк, бегло прочитал.
- Крепко!
- Что там? - заглянул Охтенко и прочел вслух, «за поспешное, необдуманное решение об аресте ни в чем не повинных граждан У. М. Чухова и А. Т. Лялева начальнику уголовного розыска Т. В .Ивасьяну объявить строгий выговор… приказ N 113 о выдаче упомянутому Ивасьяну и оперуполномоченному Дараеву денежных премий - отменить».
- Та-та-та, - пробормотал Андрей Фомич и продолжал читать: - «..За умелые и оперативные действия по раскрытию преступлений объявить благодарность Ж. X. Шукаеву и назначить его старшим оперуполномоченным.»
- Справедливо, - сказал Корольков, унося приказ начальнику на подпись. Охтенко последовал за ним.
В приемной стало тихо. Только постукивал старенький «ундервуд» в соседней комнате, да изредка сквозь обитые черным дерматином двери кабинета доносился строгий бас начальника управления.
Вдруг двери распахнулись. Дараев и Корольков вывели Ивасьяна, поддерживая его под руки, и положили на диван Секретарь захлопотал возле него со стаканом воды. Позвонили в пункт «скорой помощи».
- Я поеду только домой, - поднял голову Тигран Вартанович. - Это сердце, ничего… пройдет…
- Дежурная машина у подъезда, - сказал Корольков. - Может, Вадим Акимович, вы отвезете его домой?
- Разумеется!
Когда Ивасьяна усадили рядом с шофером, а Корольков вернулся к подъезду, больной подозвал к себе Дараева.
- Идите на совещание… обязательно послушайте все до конца. А заодно подумайте, как ответить на эту пощечину.
Дараев потупился.
- Мне не меньше вашего, Тигран Вартанович хотелось, чтобы мы оказались правы, - сказал он. - Но прав-то оказался Шукаев. Я, например, честно заработал эту пощечину.
Дараеву немалого труда стоило сказать это Но сегодня когда он, криво улыбаясь, поздравлял Жунида с успехом тот принял это так просто, совсем не замечая неприязни в поведении Вадима, что тот почувствовал что-то вроде укора совести.
…Несколько минут спустя начальник угрозыска уже лежал дома на диване, облаченный в халат. Клавдия Дорофеевна дала ему порошок люминала.
Прежде чем заснуть, Тигран Вартанович рассказал жене о своих неприятностях.
- …Словом, мне намекнули сегодня, что не соответствую занимаемой должности… Еще одно такое дело, и Шукаев будет начальником угро, а мне дадут по шапке…
- Ты не допустишь, - уверенно сказала Клавдия Дорофеевна. - Да, кстати, могу сообщить тебе любопытную подробность о Шукаеве. Может, ты перестанешь тогда колоть меня, будто я к нему неравнодушна?..
- Оставь, Клаша. Что было, то прошло.
- Ну ладно. Так слушай: сегодня на обратном пути из ателье я встретила Зулету. Ну, мы поболтали. Она, как всегда, жалуется, что муж не уделяет ей внимания, которого она заслуживает… Кстати, она быстро акклиматизировалась в городе - уже и косы обрезала…
- Ближе к делу, Клаша, - засопел Тигран Вартанович.
- Так вот, из разговора с ней я поняла, что ее муж - сын крупного коннозаводчика, а вовсе не табунщика, как он тут расписывал…
- Умница, Клава. Это важно. Пусть Назиади приручит Зулету - она умеет это делать… И мы еще посмотрим…
5. ОСОБОЕ ПОРУЧЕНИЕ
Прошло почти полтора года. За это время в управлении милиции, где по-прежнему работал Жунид Шукаев, не было зарегистрировано никаких особых происшествий, за исключением мелких краж, уличных рывков[12] и хулиганства, весьма распространенного в те годы.
Жунид не раз задумывался о том, не совершил ли он ошибки, избрав профессию чекиста. Обычно подобные мысли приходили ему на ум после очередной размолвки с Зулетой, которая отдалялась от него все больше и больше. Ее упреки и бесконечные жалобы в те редкие дни и часы, когда он бывал дома, сначала повергали его в уныние, потом стали раздражать и, наконец, просто злить. И он, чтобы не наговорить резкостей, уходил бродить по улицам.
Именно в такие минуты Жунид пытался со стороны взглянуть на свою жизнь. «В самом деле, - порой думалось ему, - завидная доля: ночи и дни напролет копаться в дерьме и воображать, что, упрятав за решетку двух-трех воров, облагодетельствуешь человечество. Зато уж обо веем, что касается семьи, позабудь. Для тебя это - непозволительная роскошь».
И он до боли завидовал тем, кто строит заводы и школы, ищет в тайге алмазы, прокладывает новые пути во льдах.
Наверное, это простительно - в двадцать семь лет иногда сомневаться. Тем более, что жизнь вокруг кипит бурная и героическая. Стучат по стране гулкие шаги второй пятилетки - в саженном размахе строек, в замечательных трудовых подвигах.