- Что?
- Хвастать любит старик…
- Ну, это полбеды, - улыбнулся Шукаев. - Что ж, Вадим. Придется идти на бахчу. Кучук, проводишь нас?
- Не надо идти. Зачем идти. Талиб скоро здесь будет. Сам сказал - сегодня придет.
- Тем лучше. Тогда спасибо за хлеб-соль.
Жунид подошел к окну и, закурив, стал смотреть на воду. Река катилась внизу, моя глинистый, отполированный водою берег. По обеим сторонам русла видны были кое-где желтые залысины - следы недавнего паводка. Разбушевавшаяся во время ливня река отрывала целые куски берега и уносила прочь.
Жунид испытывал странное ощущение. Как будто время остановилось. И мысли текли медленно и лениво, как мутная, слоистая от взвешенного в ней песка и ила вода Чохрака. Ему знакомо было это состояние временной отрешенности от окружающего, когда, казалось, люди и вещи, находившиеся рядом с ним, отодвигались на неопределенное расстояние и жили сами по себе, вне связи с ним и с тем, что ему надлежит узнать и найти. Его мозг, его глаза, память продолжали работать, воспринимать, замечать, но все увиденное и услышанное, аккуратно укладываясь в его сознании, не затрагивало пока какого-то не известного ему самому механизма, который способен был разом избавить его от этого спокойно-созерцательного настроения и мгновенно собрать и обострить все его чувства и волю..
На опушке леса показался человек в брезентовом плаще с ношей на спине.
- Талиб, - сказал Кучу к.
- Тащит что-то, - заметил Дараев.
- Дыни. Старик любит угощать.
- Фосапши[18], люди! - сказал Бичоев, входя в дом.
- Мир да счастье вам! - поклонился бригадир.
- Первый раз сегодня за всю мою долгую жизнь сел за машину, - покосившись на незнакомцев, заговорил по-адыгейски Талиб. - Овощи на ней в Лабинск везли. И меня до моста довезли. Это вам… - он прислонил к стене мешок с дынями, - последние. На бахче одни гнилые остались…
- Спасибо, что не забываешь нас, - поблагодарил Туаршев. - Отведай свежего кумыса. Кучук, подай. А гостям - дыню.
Пришлось снова садиться за стол. Дыни распространяли вокруг такой аромат, что устоять было невозможно.
- Талиб, - обратился Шукаев к сторожу, когда тот покончил с кумысом и старательно вытирал рукавом плаща бороду и усы, - у нас к вам просьба. Расскажите все, что вам известно о всадниках в Черном лесу.
Старик достал кисет и, сворачивая цигарку, внимательно и неторопливо оглядел Жунида. Видимо, оставшись доволен осмотром, степенно заговорил, слегка пришепетывая и путая адыгейские слова с русскими.
- В ту среду это было…
Жунид слушал, сдерживая улыбку. Не нужно было даже предупреждения Аюба о том, что старик заработал в округе славу местного Мюнхаузена. Глядя на его хитроватое, добродушное лицо с глубоко запавшими умными глазами, над которыми густо нависли кустистые седые брови, на узловатые, еще сильные руки, которые ни минуты не могли находиться без движений и жестов, он сразу угадал в старике довольно распространенный на Кавказе тип сказителя, чья память буквально набита побасенками и сказками.
Талиб Бичоев, не сообразив, что перед ним - работники угрозыска, решил попотчевать приезжих очередной историей, искусно сплетенной из реальности и вымысла, историей, в которой фигурировали и огромный орел, понесший старика в своих когтях над Черным лесом, и гигантская змея, едва не ужалившая его, и многое другое, а в том числе - следы лошадиных копыт, костер и всадники, интересовавшие гостей.
Талиба не перебивали. Старик целыми днями один-одинешенек сидит на своей бахче. Пусть выговорится.
- Спасибо, отец, - вежливо сказал Жунид, когда он кончил. - Интересную сказку сочинил…
- Это не сказка, а быль, - хотел было обидеться тот, но Шукаев остановил его жестом.
- Мы из милиции, уважаемый, и точно должны знать, что вы действительно видели. Это нужно, чтобы поймать плохих людей, которые убили Трама Лоова и угнали колхозных лошадей… Так что же вы действительно видели? Судя по вашему рассказу, - только следы лошадиных копыт? Верно?
- Верно, - растерянно согласился сторож и покачал головой, - видно, крепко ученый ты человек, хоть и молодой. Сразу правду узнал… Прости меня, старика, за небылицу.
Хотел потешить вас…
- Ничего. Мы сами виноваты, не сказали сразу, по какому делу приехали…
Заскрипела дверь, и в комнату вошел мужчина с длинным плоским лицом и широким лбом, слегка срезанным в верхней части. На голове его была потрепанная меховая шапка, на плечах - старая шинель с отпоротыми петлицами.
- Мафе рахат![19]
- О, яблаг[20], Якуб! Входи, гостем будешь, - поднялся навстречу бригадир.