Сколько мы этих коров не гнали и не били, они лезли к нам все настойчивей и в возрастающем количестве. Дошло до того, что поминутно приходилось выгонять целое стадо, голов по пятнадцать-двадцать. В этом обыкновенно принимало участие много народу, пешего и конного, так что получалось нечто похожее на парфорсную охоту. Вначале мы действовали исключительно палками, затем по коровам стали стрелять дробью, сначала мелкой, а под конец чуть ли не картечью. Каждый житель колонии ненавидел коров лютой ненавистью, но она оставалась бессильной.
Разумеется, так обстояло дело в местах, лишенных пастбища. Там, где оно было, на потравы никто особенно не жаловался — они случались, но такого злостного характера не носили.
Из мелких сельскохозяйственных вредителей самым упорным и постоянным является муравей, о котором я уже говорил достаточно. Периодически налетает саранча. В те два года, которые я провел в Парагвае, ее не было, но уже в следующем она нанесла земледельцам чувствительный урон и в районе нашей колонии уничтожила почти все плантации хлопка.
Есть и множество других губительных для посевов насекомых, например черви, пожирающие кукурузу, жучки, портящие хлопок, гусеницы, объедающие табачные листья и т. п. С ними надо вести постоянную борьбу, а это при парагвайской бедности чрезвычайно трудно. Правительство в этом отношении никакой помощи крестьянам не оказывало и им оставалось защищаться малоэффективными «кустарными» способами и в основном полагаться на волю случая: иной год вредителей было сравнительно немного, и урожай от них заметно не страдал, а иногда они появлялись в огромных количествах, и труд земледельца оказывался почти напрасным. Отчасти здешние крестьяне страхуются тем, что сеют примерно в одинаковом количестве несколько различных культур. Расчет прост: если год будет скверным для хлопка, спасет кукуруза, а если и ее съедят, — выручит земляной орех.
В мое время газеты нередко печатали письма колонистов из других областей страны, в них встречались жалобы на попугаев, обезьян и диких свиней, будто бы приносивших огромный вред плантациям. Несомненно, все это (за исключением, может быть попугаев) грешило сильными преувеличениями. В ту пору объективной информации о Парагвае вообще почти не было и в подобных описаниях применялись только две краски: черная или розовая, в зависимости от настроений и целей автора или организации, которая его письмо опубликовала.
У нас различных попугаев было много. Самая распространенная порода — зеленые, величиной с голубя; они с резким, неприятным криком летали большими стаями и иной раз садились на нашу кукурузу, но отогнать их было нетрудно и особых убытков они нам не приносили. От обезьян мы никакого ущерба не терпели и даже редко их видели, а что касается диких кабанов, то это уж чистый вымысел.
Удивительно то, что никто из писавших о Парагвае не коснулся самого страшного вредителя посевов, обыкновенной коровы. Для плантаций рядового земледельца, недостаточно богатого, чтобы огородиться абсолютно надежной изгородью, она является врагом постоянным и воистину беспощадным.
Коровы, принадлежащие помещикам-скотоводам, в счет, конечно, не идут: они изолированы от внешнего мира прочной оградой, кроме того, при наличии прекрасных пастбищ у них нет ни малейшей необходимости заниматься разбойными набегами. Но совершенно иное положение у крестьянского скота, который хозяева не кормят, предоставляя ему самому заботиться о своем пропитании. Короче говоря, его выгоняют за ворота и весьма мало интересуются — где он бродит и что делает. Такой скот ведет полудикий образ жизни и домой наведывается редко, ибо знает, что ни корм, ни иные радости его там не ждут.
В лесных областях, как наша, перед каждой группой чакр обычно имеется поляна с не ахти какой пышной растительностью. Уже в самом начале лета толкущийся на ней скот съедает и вытаптывает все до травинки, а дальше перебивается в зависимости от способностей. Вот тут-то и начинается трагедия земледельца.
Нужно сказать, что человек, который никогда не видел хронически голодающей коровы, вообще не имеет представления об этом животном. Между сытой и голодной коровой приблизительно такая же разница, как между аркадской пастушкой и каннибалом с Соломоновых островов. У нее в корне меняется не только характер, но даже умственные и физические способности.
В голодающей корове гармонически сочетаются хитрость лисы, упрямство осла, смелость носорога и изобретательность Эдиссона. Она перепрыгивает через полутораметровую изгородь с легкостью антилопы. Если ограда чересчур высока, она тщательно исследует ее пядь за пядью, на протяжении многих сотен метров, толкая плечом каждый столб и где-нибудь найдет уязвимое место. Иной раз она совершает глубокий обход лесом, пробиваясь через такие заросли, где не протиснуться даже собаке, и появляется на ваших плантациях с незащищенной стороны, а в случае погони проваливается как сквозь землю, ибо великолепно запоминает свою лазейку. Иногда коровы являются в одиночку, а чаще целым стадом, выбирая время для налетов преимущественно ночью и предусмотрительно ретируясь перед рассветом.