И вот мы у спасалки. Скорее, скорее. Одна. Вторая дверь. А там, на балконе, не пробиться. Собрались все: Виктор, Гукасович, Коля водолаз, ещё кто-то.
– И не думай, – первое, что я услышал от Виктора. И только теперь я увидел «Гикию».
Она, живая, ухватилась за все шесть канатов. Сильно накренившись в нашу сторону всем корпусом, отчаянно боролась. Боролась с бесконечным, ревущим, всё крушащим на своём пути напором ветра. Течение было такое, что всё, что падало воду, мгновенно уносилось вглубь бухты.
Мы стояли на балконе, и, оцепенев, смотрели вниз. Туда, где стояла «Гикия», туда, где стоял «Беркут», плотно прижавшись к причалу. Большое плексовое стекло дрожало от постоянного напора ветра. Временами оно прогибалось в нашу сторону, и, казалось, что вот-вот лопнет. Маленькие, средние, водяные смерчи, то появляясь, то исчезая на середине бухты, швыряли на стекло новые и новые мириады солёных брызг.
– Афанасич где? – Спросил я Виктора, когда первый шок миновал. И я понял, что нам всем, причалу, катерам, что болтаются внизу на растяжках, грозит нечто ужасное!
– В отпуске Афанасич, на Украине, – был ответ.
Итак, я попытался трезво оценить ситуацию. Сработало старое, выстраданное морское правило: первое – успокойся. Второе – пойми проблему. Третье – придумай, как её решить. Четвёртое – реши эту проблему. И так успокоились. «Гикия» прикрывала собой «Беркут», но напор ветра всё крепчал. Пошло мощное течение. Хотя большая волна ещё только копила силы. Куски кровельного железа от старой, ещё времён Куприна крыши, носились в воздухе, как посланцы разгневанного Зевса. И время от времени врезались то в доски причала, то в закипавшее уже, как на вулкане, море.
И тут я увидел: там, где только что было три верёвки, на кнехте носа «Гикии», их стало две. И яхта, как бы нехотя дрогнула. И вплотную подтянулась к борту «Беркута».
Временами, когда напор ослабевал, «Гикия» отходила от борта «Беркута» на полметра. Это сокращались натянутые как гигантские жгуты, носовые канаты «Гикии».
Их осталось только два. И ещё я увидел: «Беркут», как всегда, стоит серединой борта, прямо на железный угол причала. И там практически ничего нет, что бы могло смягчать удары.
Глупо, не глупо, а я, улучшив момент, кинулся по лестнице вниз. Там, в глубине ангара, была гора старых, автомобильных покрышек. Я схватил колесо, и тут только увидел: рядом была Валентина. Не сговариваясь, мы поволокли две покрышки к «Беркуту».
Продеть верёвку было делом секунды. И вот, улучшив момент, мы уже положили на угол эту амортизирующую прокладку. «Беркут», как живой, точно вздохнул с облегчением.
И тут, сзади, из-под надёжной шиферной крыши, куда не залетали куски кровельного железа, я услышал голос: «Вот это я попал… ну я влетел… хана катеру!»
Да! Это был «симпатяга», хозяин «Беркута». Сквозь рёв урагана я крикнул:
– Гони «Беркута» вглубь бухты.
И, точно услышав мою мысль, с соседнего причала отвалил катер. Его хозяин, то и дело, оглядываясь на крыши, всё дальше отходил от опасной близости берега.
– Видишь, что умные люди делают? – Крикнул я ещё громче.
– А ты?
– У меня же мотор разобран!
В это время раздался треск: это был борт «Беркута».
– Что же ты стоишь, скорее заводи двигатель, – это был голос Валентины. Она попыталась ослабить швартовы «Беркута».
– Стой, куда ты, пальцы отдавишь! Как же я отойду? У меня же аккумулятора нет!
– Ну, бери мой, давай же скорей…
Но ответа не последовало. И тут я увидел: ветер слегка изменился, и стал больше давить с юго-запада, чем с юга. И сразу же «Гикия» сместилась к мелкому месту у ангара. И примерно на метр отошла от «Беркута». Вот здесь, я скорее почувствовал, чем услышал глухой удар. Перо руля лопнуло прямо посередине. И вторая половина исчезла, как будто её там и не было. Всё ясно: сварка не выдержала.
Волна, дотоле небольшая, на глазах нарастала. И спасение было только в одном – подтянуться толстым канатом к рыбацкому причалу, используя паузу между волнами. В этот момент порыв ветра ослаб, и я понял: такого шанса может и не повториться.
Прыжок – и я на палубе «Беркута». Ещё прыжок – и я уже на палубе «Гикии». Но где взять верёвку? Где-то в рубке есть…, но быстро её не откроешь. И тут боковым зрением вижу Виктора – он уже всё понял и, с верёвкой, уже качается на «Беркуте».
Ещё мгновение, и верёвка летит ко мне. Ещё минута, и верёвка надёжно привязана к корме, у основания бизань-мачты. И тут я понимаю: добросить верёвку до рыбацкого причала невозможно. А плыть с ней – смертельно опасно. Волна уже разыгралась. И шум прибоя, настойчиво и упорно вплетается в рёв ветра. А ветер валит с ног. И ты видишь – силища такая, что сказать, что мы букашки, это не то слово. Вот тут-то вся романтика выветривается как-то автоматически.