Все оглянулись на двух незнакомцев, тихо сидевших на корме.
– А это хто ж такие? Таня сказала, что будет узкий круг, – с раздражением изрёк Юра.
– А вы что евреи? – Жоржик вежливо обратился к незнакомцам.
– Евреи…, – был ответ.
– И откуда вы будете?
– С Израиля…
– Отдыхаете у нас?
– Так точно. У нас.
– А вы что, сами с Крыма?
– А шо не видно, что мы с Одесы?
Помолчали.
– Да, вы садитесь за стол… Юрчик, налей господам евреям из Одессы… – Жорик достал ещё две серебряные чарки.
– Спасибо… но, мы на природе водку не пьём…, – вежливо отказался тот, что постарше.
– А что же вы делаете на природе? – не без издёвки, спросил Ляксей, – в его взгляде, в интонации, сквозила не шутейная злоба.
– На природе мы, уважаемый, любуемся видами, ходим в походы, восстанавливаем свои расшатанные нервы…
– Такие вы умные, аж противно! – Алексей сказал это в сердцах…
– Понимаем, – совсем не обиделся тот, что был старше. – Хотя и не согласен…
Все замолчали. Долго, долго никто не проронил ни слова.
Гнетущую тишину нарушил тот, что старше.
– Шо, вы и вправду думаете, что все евреи такие умные…?
– А мы, по-вашему, глупые, – Лёшка явно начал закипать…
– Да нет, – был ответ, – талантов у вас хоть отбавляй… Только к талантам надо ещё немножечко честолюбия иметь… ухватистости. А когда бьют, надо спасибо говорить… Бьют, значит, учат… Да ещё бесплатно…
– Так уж и бесплатно? – Алексей помрачнел ещё больше. – Да послушай мы вас, тут бы драка не кончалась, ни днём, ни ночью…
При этих словах оба незнакомца встали. Старший обратился к кэпу.
– Спасибо, Серёжа, мы уже приехали, – он подошёл и от души пожал руку кэпу.
В это время яхта проходила мимо небольшой бухточки. В глубине её, среди листьев дубняка и земляничника, виднелась оранжевая палатка.
– Желаем вам счастья! – тихо сказал в первый раз юноша… Сергей Викторович, мы очень ждём вас. Обязательно приезжайте… – Оба незнакомца встали.
……
– А вас… Алексей (юноша обратился к Лёше) я прошу, не злиться на нас… Я всё понимаю,… вы думаете, что мы враги ваши… Вы даже скрыть этого не можете. Но знаете, что я вам скажу: может кто-то и враги вам, но не мы. Вы знаете,… я вырос в Израиле. И России почти не видел. Но отчего же я так рвался сюда? Рвался, больше, чем отец мой.
– Ну это положим…, – усмехнулся старший.
– Да и не в этом дело… Я… я… прекрасно всё понимаю, что было бы, если бы не Сталинград… не Севастополь. Где бы мы были… Я… я… очень люблю вас…
Юноша отвернулся…
– Ждём в Хайфе, – удачи, друзья… – добавил старший.
И оба, прямо в шортах и майках, как были, нырнули в прозрачные воды голубой бухточки Казан Дэрэ. Рука на прощанье… И, вскоре их уже не было видно…
– И что вы об этом, всём, думаете, кэп?.
Это Жорж, после довольно долгого молчания, обратился Крымову.
– О чём об этом? – кэп был так же задумчив, как и все. И не сразу понял вопрос.
– Ну о России… о евреях… об Украине.
– Да тут схода не скажешь. – Он довольно долго молчал. Все, кто был на яхте, с нетерпением ждали ответа…
И, кажется, больше всех устремила на кэпа свой юный взор Ксюша…
– Вы, наверное, мне не поверите… Но именно сейчас, я вообще не понимаю, как можно не любить тех, же евреев? Где вы ещё найдёте столько юмора, светлого, искрящегося таланта любопытства к жизни? Умения дружить, умения быть щедрым, там, где это уместно?
А украинцы. Сколько здравомыслия, весёлости, щедрости видел я на этой яхте от этих людей. Вы знаете, в последнее время много было у меня людей с Украины. Я их иначе, как Русичи и не зову. И знаете, крепкая, здоровая это публика! Не все, конечно… Раньше чувствовалась какая-то детская обидчивость, всё крутилось вокруг эгоизма… А сейчас не то. Я бы сказал, философски выросла Украина. Возмужала.
Немного помолчав, кэп вдруг добавил: – И татар люблю, и англичан, и немцев обожаю,… может быть, я ненормальный, а, ребята?
Неожиданно подошла к мужчинам Светлана. Она, молча, обняла кэпа за плечи и смачно поцеловала прямо в губы…
– Вот вам капитан! Это я от всех женщин целую всех вас, мужиков, если вы до такого додумались!
Она села рядом и вдруг спросила:
– Ну а Россия?
– Россия? – капитан долго молчал. И, наконец, тихо-тихо, точно боясь спугнуть нечто важное, молвил.
– А Россию люблю я больше всего на свете. Хотя, казалось бы, где она? Там её унизили. Здесь оттеснили. Тут оскорблена. Здесь обворована. Куда ни глянь – всюду на неё накат… И всюду она есть, и нигде её нет.
Говорят: Россия подобна плохой мамаше – разбросала своих детей и лежит в канаве… А я вам так скажу: не пьяная она лежит, а вся израненная. Спасала она, как могла, своих и чужих детей, чудом спасла. Всем детям своим по домику справила, всех пристроила, всех обогрела. И простреленная, исколотая, доползла до, отчего дома. И лежит, истекая кровью. И кто ей поможет, если не мы, дети её? Кто лучше знает, если не мы, какая она на самом деле? Не все ли мы несём в душе этот светлый, солнечный образ Руси-матери? Той, что всегда солнце несла на руках? Той, что спасла нас от всех нашествий и бед? Той, что побеждая, никогда не избивала врагов своих? Той, что выпестывая людей, думала лишь об одном: было бы вам всем хорошо! И не мы ли все те, кто выжили, благодаря ей, Руси? И не мы ли должны вернуть ей то, что подарила она нам: возможность жить. И если каждый из нас поймёт это и вернёт ей, хоть малую толику благодарности – вновь засияет она солнцем на небосклоне жизни… Вновь станет она такой, какой и теперь живёт в каждом нашем сердце… живёт, да не выпускает её к солнцу злой дух… Дух зла, глупости, жадности и измены…