– А что вы, друзья мои, слышали о «Чёрном Принце»? – Обратился я к студентам, уверенный, что сейчас посыплются возгласы типа: «А! «Чёрный Принц»! Знаем… Он же был…»
Но, к удивлению своему, ничего подобного я не услышал. Все восьмеро смотрят на меня слегка испуганно и… тишина…
– Как, вы ничего не слышали о «Чёрном Принце»? – Искренне удивляюсь я.
– Нет, ничего, – отвечает девушка. Она сидит ко мне ближе всех, приготовила блокнот и ручку. Так ей всё интересно. Глаза любопытнее, умные.
Я слега опешил, но продолжаю:
– Ну, о русско-турецкой войне 1854–1855 годов вы, конечно же, знаете… так?
– Нет – отвечают робко, – ничого не знаем…
Мне стало страшновато. Что же делать? Диалог явно не получается… Впрочем, думаю, я их сейчас выручу… И спокойно говорю:
– О Толстом, Льве Николаевиче, конечно же, знают все, так вот…
– Нет, – отвечает за всех всё та же девушка с умными глазами. – Ничего не слышали… Вот вы ж нам и расскажите!
Я испугался не на шутку. Передо мной сидят восьмеро студентов третьего курса вуза, расположенного в центре Европы, в государстве Украина, и никто из них не слышал, кто такой Лев Толстой! Во заворот!
– Ну, а «Войну и мир», вы, конечно же, видели в кино? – робко, с надеждой в голосе, говорю…
– Нет, – всё тот же ответ…
Стало мне грустно… Я как то так замолчал, загрустил, и стал смотреть на берег.
А мимо нас проплывал величественный Мыс Айя, Затерянный Мир со своей величественной «Каменной рекой».
Что же мне делать? Без диалога как то не получается…
И вдруг вижу, – прямо от берега, плывёт женщина, и толкает перед собой надувной матрас. А на матрасе сидит маленькое чудо, в спасательном жилете, и изо всех сил машет нам алой косынкой…
– Явно по нашу душу, – подаёт с кормы голос Виктор. – Тормози, капитан!
Что ж делать? Я сбрасываю обороты, резко руль вправо, судно влево.
Ещё пара минут – и оба уже карабкаются по сходням. Я подхватываю малыша, лет трёх, может чуть больше. В глазках задор, и ни малейшего страха.
– Добло на болт? – слышу детский тонкий голосок.
– Есть добро на борт, – отвечаю под всеобщий восторг и смех на судне.
А вот и мама этого чуда… Весёлая, смешливая, бодрая.
– Вы меня помните, капитан?
– Глаза помню, – отвечаю – а вот…
– Я Ирина, из Йошкар-Олы, вспомнили? А это Константин. – Представила она мальчика. Три года прошло, как мы были у вас… с Олегом.
Вот теперь вспоминаю, – вру я, хотя ничего, кроме этих удивительных глаз не могу вспомнить.
– А пло «Чёлный Плинц» ласкажете? – вдруг выдаёт Костик. – Мама мне ласказывала, только мало…
– А мы, как раз над ним…, – говорю я, – хотя не каждый со мной согласится.
Костик ринулся к борту, и стал внимательно вглядываться в голубовато прозрачные воды залива. И надо сказать, опустился довольно низко.
К моему удивлению, Ирина, и не подумала кинуться к сыну, как это сделала бы добрая половина мамаш, если не больше. Я заметил: обычно такие мамаши резко отдёргивают ребёнка, и, конечно же, пугают. А затем, следует грубая тирада в сторону мужа, если таковой имеется.
– Не боитесь? – я это сказал спокойно, глядя в глаза Ирине.
– А чего бояться? – Ирина слегка отряхнула золотистую гриву совсем ещё девчоночьих кудряшек. Вы что же, капитан, забыли диалог три года назад? О воспитании детей?
– Честно говоря, подзабыл, – честно признаюсь я.
– Вот те на! Вы же ещё нам цитировали Гегеля, помните?
Я смутно начал что-то вспоминать.
– Вы же ещё всей нашей честной компании устроили шуточный тест! «Кто может отличить Гоголя от Гегеля?» Помните? А потом вы же цитировали Гегеля: «сущность и цель воспитания заключается в том, что бы подготовить ребенка к самостоятельной, свободной жизни».
Вот теперь я вспомнил Ирину окончательно! Ах! Какая сказочно интеллигентная была компания…
Между тем Костик лёг на борт всей грудью, и так высматривал там, на дне, обломки «Чёрного Принца», что стало довольно опасно. Я инстинктивно подвинулся к мальчику поближе, чтобы, в случай чего, подхватить мальчугана за шкирку.
– Напрасно беспокоитесь, – Ирина даже усмехнулась. – Зря, что ли мы с вами Гегеля тут цитировали? А ведь тогда я Костика только задумала.
Ирина подошла к сыну. Лукаво взглянула на меня: «…можно»?
Я пожал плечами. Я даже не успел слово вымолвить. Ирина взяла Костика в охапку, как пушинку, и строго сказала: «Константин, это опасно!»
И с этими словами, она аккуратно, и даже как то привычно – ловко бросила мальчика в море!