Чукин приказал своим уполномоченным перепроверить версию Бортового. Но дивизионные разведчики дополнительных сведений не сообщили, а на запрос в особый разведотряд штабфронта пришел ответ, что группа глубинников, оказавшаяся причиной данного ЧП, прекратила существование ввиду гибели ее участников.
— Но ведь Эрик Сергеевич жив! — Витя вскочил. — Почему же… его не спросили?
Чукин, не глядя на Витю и по-прежнему обращаясь только к генералу, отрубил:
— Не знаю, о ком речь. Впрочем, не имеет значения. Причина ЧП была признана неустановленной, и дело закрыто. Об этом мною было доложено вашему заместителю ввиду вашего отсутствия. Дальнейшие проступки офицера Бортового, о которых я докладывал вам лично, носили… — он впервые замялся, — чисто дисциплинарный характер и не входили в сферу… Поэтому я ограничился представлением информации и не стал настаивать на применении каких-либо санкций.
Чукин остановился. Вытащил сложенный вчетверо платок, и не расправляя его, провел по губам. Уперся взглядом в генерала, перекатил глаза на Филимоныча, снова на генерала. Видно, ждал, что его еще о чем-нибудь спросят. Но никто не спрашивал. Генерал снова занялся своей сигарой. Филимоныч, расстелив на столе бумагу, что-то чертил. И только Генька никак не мог успокоиться — сидел красный, надутый и ничего не понимал.
— Почему вы все майора подозреваете? — наконец выпалил он. — Майор ведь за своих разведчиков болеет — разве не видно?! Когда объявился Кубарев — ого, как он обрадовался!
— Ефрейтор Кубарев? — Чукин впервые с интересом взглянул на Геньку. — Он у нас проходил. Окружение и пребывание в плену. Оставлен в строю, но взят на учет. Есть какие-нибудь данные?
— Какие у нас могут быть данные? — Филимоныч дернул плечом. — А вот сам Кубарев есть, живой-здоровый. Жаль, что толку от него немного. Слово скажет, два — пропустит…
— Да, я помню, вы рассказывали, — генерал в последний раз затянулся и обрушил столбик пепла. — Ну что ж, раз начали разбираться — надо идти до конца. Как позвонить в гараж?
Кубарев появился в замасленной куртке, в больших перчатках с кожаными раструбами.
— Отпросился на полчаса, — объявил он с порога.
Кивнул ребятам, как старым знакомым, и тихонько сел на стул у дверей, поджав ноги, чтоб не наследить.
— Я уже объяснил вам, Василий Дмитриевич, что нас интересует, — начал генерал. — Вероятно, вы сочли невозможным посвящать детей во все детали. Ну что ж!
А теперь давайте условимся: мы хотим знать всё. Всё, — голосом подчеркнул генерал.
Кубарев понимающе кивнул, облизнул губы, но, вместо того, чтобы заговорить, тяжело вздохнул.
— Погодите, — сказал генерал. Повернулся к Филимонычу. — Надо ли им слушать это? — он кивнул в сторону ребят.
Филимоныч почему-то встал. Нахмурился.
— Думаете — непедагогично?
Генька замер.
«Так и есть! Сейчас выгонят. Взрослые — они всегда в самый интересный момент…»
Филимоныч сделал несколько шагов по кабинету.
— В каких-то теплицах, да-да, в оранжереях растим мы наших ребят. Пусть всегда будет солнце! — он жестко усмехнулся. — Пусть! Но, к несчастью, есть еще и черные бури, и суховеи. Ребята должны видеть…
— Значит, оставляем, — подытожил генерал. — Ну что ж, — он повернулся к Кубареву. — Прошу вас — продолжайте…
— Всего подряд рассказывать не надо, — вмешался Николай Филимонович. — Лучше я буду спрашивать.
Он взял со стола исчерченный лист и подошел к шоферу.
— Вот, глядите. Это — наши окопы, это — немецкие, а здесь — «ничейная» земля. Отсюда ползли глубинники, так? Где вы их дожидались? Здесь? Хорошо. А где в это время был Бортовой? Тут?
Кубарев замер.
— Выходит, вы знаете?.. А он-то думает… Тогда не велел говорить и нонеча наказывал: не трепли… А ежели вам ведомо…
И он ткнул пальцем в нейтралку, недалеко от наших траншей.
Филимоныч быстро обменялся взглядом с генералом.
— Товарищ Кубарев, — сказал генерал и зачем-то встал. — Один из тех глубинников уцелел. Да, да, не удивляйтесь. И он сообщил нам кое-какие подробности. Но мы хотели услышать и от вас… Правду. Только правду. Понятно?
Кубарев вздохнул.
— Итак, что случилось, когда Бортовой увидел немцев?
Кубарев снова вздохнул:
— Не знаете, какой он? Особо когда под градусом?! Шибануло ему в голову — взять «языка». Сержант ему шепчет: не за этим мы здесь. Но тот ни в какую. Вскочил — и к немцам! Тут, ясное дело, шум, стрельба, все как полагается. Хорошо еще успел он мне ракетницу сунуть: «Сигналь! — кричит. — Чтоб огонь давали!» Только парням тем уж поздно было подсоблять.