Ну, дальше ничего особенного: выдан диплом, так, список научных трудов, прохождение службы. И, вот видите, уже после революции письмо в институт пришло: Борис Казимирович Жимский сообщает о смерти своего отца, бывшего студента, а впоследствии горного инженера. Обратите внимание: адрес тот же самый — 5-я Советская, это же бывшая 5-я Рождественская. Завидное постоянство.
Леонид Константинович закрыл папку и вздохнул.
— Трудная была юность у человека. И сколько таких судеб в этих папках. А говорят: архивная пыль, архивные крысы. Несправедливо это, молодые люди, как хотите, но — несправедливо.
Старый архивариус разгорячился, вступив в спор с воображаемыми противниками, но, убедившись, что ребята не думают возражать, быстро успокоился.
— Вы б, пока суть да дело, записали, о чем здесь говорится, — посоветовал он. — Настоящий историк-следопыт, как и его собрат следопыт-разведчик, должен прочно закреплять все, что удается выяснить. Неизвестно ведь, что именно даст ключ к решению загадки. Поэтому как можно больше запоминайте и записывайте.
— Уже, — поднял голову Генька, успевший во время речи Леонида Константиновича нацарапать что-то в помятом блокноте.
— Что? — не понял архивариус.
— Уже записал. Вот, — и Генька не без гордости показал Леониду Константиновичу свою запись.
— Записали, да мало, — покрутил головой старик. — «Жимский Казимир читал Карла Маркса, сидел в охранке». Нет, этого недостаточно, молодой человек. Вы уж, будьте любезны, и годы все отметьте, и адрес, и все прочие данные.
Только убедившись, что основные этапы жизненного пути Казимира Жимского оказались занесенными в Генькин блокнот, Леонид Константинович вернулся к тому главному делу, которое больше всего занимало ребят.
— Допустим, — начал он, — что найденный нами Казимир — тот самый, о котором вспоминал ваш М. Р.
— Допустим, — охотно согласились Оля и Генька.
— Можно также предположить, что М. Р. был однокурсником Жимского или, по крайней мере, учился в институте в одно время с ним; тут они и подружились. Ведь в записках, если я вас правильно понял, сказано — «друг Казимир».
— «Эх, друг Казимир», — уточнил Генька.
— Вот, вот, — продолжал архивариус. — А что если еще раз посмотреть список набора 1893 года? Тот самый, в котором вы нашли Жимского? Может быть, вы недоглядели в этом списке вашего М. Р.? Кстати, фамилии на «М» вы смотрели?
— Нет, только на «Р», — ответила, недоумевая, Оля. — А что?
— Так ведь инициалы могли быть перевертышем: сперва «М» — фамилия, а потом «Р» — имя. А ну-ка, посмотрим…
Однако среди людей с фамилиями, начинающимися на «М», не оказалось ни одного Романа, Ростислава или Роберта. Инициалов «М. Р.» не получалось. Ребята, раздосадованные тем, что им самим не пришло в голову перевернуть буквы, были даже чуть-чуть рады этому.
Но Леонид Константинович не выпускал из рук списка 1893 года. Медленно читал он страницу за страницей, вглядывался в каждую запись, просматривал некоторые из них на свет и, как показалось ребятам, даже зачем-то понюхал какую-то особенно привлекшую его внимание страницу. Дойдя до фамилий, начинавшихся на «Р», Леонид Константинович вдруг резко нагнулся к папке и, повернувшись к ребятам, воскликнул:
— Позвольте! Что же вы раньше меня не позвали?!
— А зачем? — удивилась Оля.
— Да посмотрите же, под номером шестьдесят седьмым нет записи. Она зачеркнута, тушью зачеркнута!
— Ну и что? — также недоуменно отозвалась Оля, — И в других списках были зачеркнутые строчки.
— А чем зачеркнуто было? Чем?
— Чернилами, кажется… Фиолетовыми…
— Вот видите! А здесь — тушью! И не зачеркнуто даже, а залито сплошь, и подтеки остались. Это не зря. Вы — следопыты, а мимо следа прошли, прозевали.
— А какой же это след? Напутали, наверно, потому и зачеркнули. Да и все равно нам теперь не прочесть, — оправдывался Генька.
Скороспелый вывод, молодой человек. Незрелое суждение! Так канцелярские ошибки не исправляли. И что прочесть нельзя, тоже ошибаетесь. Слава богу, не при царе Горохе живем! Приходите завтра, я вас сведу в одно волшебное заведение! Там нам помогут…