— Ну, вот. А теперь посмотрим, нет ли здесь нашего Рокотова, — и Надежда Петровна открыла книгу.
Поверх первой страницы было напечатано:
«Список политически-неблагонадежным лицам, скрывшимся с мест водворения или же от преследования за совершенные ими государственные преступления особой важности».
Страница была разделена на графы:
И дальше, в порядке алфавита, шли сотни фамилий людей, бежавших из ссылки и с каторги, скрывшихся из-под надзора полиции и эмигрировавших за границу.
В списке попадались имена, знакомые Вите: Бабушкин, Бауман, Кропоткин, Плеханов, но большинство фамилий не было известно ни мальчику, ни Надежде Петровне. Это были рядовые бойцы революции, герои забастовок, демонстраций и студенческих сходок.
Надежда Петровна и Витя раскрыли книгу на середине и стали искать букву «Р».
…Рагозин, Рейнхардт, Решетов, Розенштейн… и, наконец, шла запись:
№ 884
Рокотов Михаил Петрович, родился в 1873 г. в Мологе, учился в Горном институте в С.-Петербурге, за принадлежность к революционному сообществу и за преступную пропаганду среди рабочих сослан в Енисейскую губернию на поселение, в ночь на 21 июня 1899 года организовал побег группы ссыльных, но 30 июня того же года был задержан и приговором Тобольского окружного суда присужден за организование побега к каторжным работам на 8 лет. Для отбытия наказания был направлен на Нерчинскую каторгу, откуда в ночь на 5 февраля 1901 года бежал.
Приметы: роста очень высокого, телосложения хорошего, стройный, держит себя гордо. Лицо продолговатое, немного с веснушками, глаза серые, усы бреет, носит небольшую бороду, волос темный, прическу имеет прямую, небрежную, около левого уха шрам. Походка порывистая, делает большие шаги. Говорит медленно, протяжно, на «о». Голос в пении бас-баритон, поет хорошо.
Обыскать, арестовать и препроводить в распоряжение Иркутского губернатора, уведомив о сем Департамент полиции.
Обратить особое внимание.
Фотографическая карточка хранится в Департаменте полиции.
— Нашли! — вырвалось у Вити. Он чуть не закричал от радости, но вовремя вспомнил, что он в библиотеке, и зажал ладонью рот. — Вот это герой! — восторженным шепотом продолжал он. — Два раза бежал! Из ссылки и с каторги!
— Да, — согласилась Надежда Петровна. — Действительно, герой.
Она задумалась.
— Одно непонятно… Почему же о нем только в полицейских циркулярах говорится? А у наших историков — ничего. В чем дело?
Генька долго изучал листок, куда Витя переписал все добытые им сведения о Рокотове.
— Ценно!
«Вот дотошный, — с невольным уважением подумал Генька. — Нашел-таки! А я…»
Он снова перечитал листок и вздохнул:
— Эх, жаль только нет названия острога.
— А зачем?
— Пригодилось бы. Может, сохранились документы этого острога — тюремный архив. И там что-нибудь о Рокотове. Как он голодовку объявил. Или с начальством воевал. Или еще что-нибудь такое…
Витя подумал-подумал и согласился:
— Вполне… — Потом сказал: — Надо написать в Читу… Пионерам читинским… Им там на месте легче… Пусть узнают… где сидел Рокотов… Сегодня же… соберемся и напишем.
— Опять толпой? — возразил Генька. — Знаешь пословицу: меньше народа, больше кислорода! Поручу это дело Оле. У нее и слог, и стиль, и почерк!
…Оля сочинила письмо, подробное, на шести страницах, и принесла его в школу.
— А кому посылать? Адрес? — спросила она.
— Во Дворец пионеров, — предложил Генька, — А уж там разберутся.
Глава IX
НОВЫЕ ЗАПИСИ
Каждый день после школы Генька бросался к телефону и набирал номер реставрационной лаборатории. И каждый раз ему отвечали:
— Георгий Христофорович болен.
— Начальник нездоров.
— Позвоните через несколько дней.
Так прошла неделя, другая, и Генька, уже привыкший к огорчительным ответам, даже вздрогнул, услышав в трубке знакомый бас ученого-раставратора:
— А, это вы, молодой человек?! Как же, как же, помню! У вас, конечно, снова дело государственной важности? Ну, я так и полагал. Ладно, приходите…
Витю отец не пустил, да он и сам не настаивал: и так он почти каждый день сразу после обеда убегал в библиотеку. Надежда Петровна составила для него список книг о русских революционерах, и Витя с жадностью их читал.
Можно было пойти в лабораторию и одному, но Генька позвал с собой Олю. Конечно, она — болтунья. Но девчонки, наверно, все такие, а Оле, что ни говори, приходят иногда в голову дельные мысли. Насчет лаборатории, это ведь ее идея. И необидчивая… Уж на что ее опозорили, разжаловали, а она и виду не подает.