— А чего ты так мало попросил? — ожил Сокол. — Нам же литров двадцать надо.
— Сначала попробуем, — ответил я. — Выкинуть пятьдесят рублей не так жалко, как две штуки.
— И что, — снова задрожал Сокол, — нам придется сюда снова возвращаться?
— Ну, можем здесь продегустировать, — пожал я плечами. — Только придется из горла пить. Ты как?
— Да хоть с пола, лишь бы через этих не ходить.
Появилась Зойка с пластиковой бутылкой, в которой плескалась мутная жидкость.
— Вот, — протянула она бутылку.
— Послушайте, — сказал я, не торопясь забирать купленное, — мы с другом идем на праздник и нам нужно больше алкоголя. Литров двадцать сможете нам налить.
— Двадцать, — глаза Зойки округлились от жадности. — Это две тыщи.
— Деньги есть, — уверенно сказал я, и достал две зелененькие бумажки. — Но мы же не можем вслепую покупать, надо сперва попробовать.
— Поняла, — засуетилась Зойка и снова захлопнула дверь.
— Ты чего? — удивился Сокол.
— Сейчас увидишь, — успокоил я его.
И правда, бутлегерша появилась с нашей бутылкой самогона, но в этот раз она в придачу передала нам маленький пакет.
— Только не шумите, — попросила она и захлопнула дверь.
Мы спустились на цокольный этаж, и устроились на подоконнике. Щедрая Зойка положила нам в пакет четвертушку черного хлеба, четыре стрелки зеленого лука и маленький кусочек сала, а на самом дне — о чудо! — нас радостно приветствовали два пластиковых стаканчика.
— Живем, — радостно сказал я и разлил по первой.
Ну, что сказать, Долмаром и не пахло. Пахло тухлыми овощами и чем-то неуловимо убийственным с химическим оттенком.
— Господи, какая гадость, — прохрипел Сокол и стал отчаянно заедать проглоченное.
— Ну, вот, а ты говорил двадцать литров, — ухмыльнулся я и закурил. Послевкусие было еще хуже, чем привкус.
— Что будем делать? — спросил меня приятель, тоже закуривая.
— Надо думать. С одной стороны — сивуха, не уверен, что все после такого доживут до утра. С другой стороны, если тебе эти люди не очень близки, а мне, например, именно так, я бы не парился. Ведь за две тысячи мы сможем купить максимум три литра водки. Охота тратиться?
— Нет, — покачал головой Сокол. — Я так не могу. Там и друзья мои будут, и девушки. Да и все сразу почувствуют эту вонь.
— Смотри сам, — пожал я плечами. — У меня две с половиной, за остальным надо домой идти. А как-то не хочется.
— У меня пятера, но мне еще жить на нее, — пожаловался Сокол.
— Зачем же ты соглашался на себя спиртное брать?
— Да это, в общем, я предложил всем собраться.
— Ясно. Ладно, пойдем отсюда. Есть еще один план, правда не знаю, насколько он удастся.
— Какой? — обрадовался Сокол. Но ответить я не успел.
На лестничную площадку цокольного этажа нетвердой походкой поднялось совсем юное, сильно потрепанное и неприятно пьяное создание. Создание, видимо, имело лишь поверхностное представление о красоте, и совсем не разбиралось в одежде. Про мейкап лучше вообще промолчу. Если бы она просто упала в ведро с краской — было бы краше. Но создание не понимало всей чудовищности своего появления и стало приставать к Соколу.
— Мальчик, — ужасно писклявым, да к тому же наигранно жеманным голосом, обратилось создание к моему приятелю, — я тебя хочу.
Бедный Сокол. В нем боролось столько разных эмоций. С одной стороны галантность из человека выбить сложно, если она природная, даже если приходится ее проявлять к столь отталкивающему существу. С другой — создание явно «мутило» с кем-то из тех зверьков, что поджидали нас всего несколькими ступеньками ниже, а получить (надо сказать, совсем незаслуженно) за то, что положил глаз на чью-то «телку» Соколу совсем не хотелось. Поэтому, собрав все свое мужество и чувство достоинства в кулак, мой друг заявил:
— Извините, девушка, но это ваши проблемы.
— Что! — возмутилось создание. — Ты меня не хочешь?
— Абсолютно определенно — нет.
Столько искренности было в словах Сокола, что создание сразу обиделось и нервно подергивая ручкой, поплелось «к своим». Мы с тревогой смотрели, как нетвердым шагом это чудо преодолевает лестничный пролет. Можно бесконечно смотреть на три вещи: как течет вода, как горит огонь, и как бэмби учится ходить. Но как только наш олененок добрался до стада, началось что-то непонятное. Она пискляво завопила, и на лестничную площадку тут же выскочил вожак, ну, тот который нас благородно пропустил. Мы уже раскрыли рты, чтобы начать оправдываться, ведь жестокосердная гусеница на нетвердых лапках наверняка сочинила своему бойфренду, что мы к ней приставали. Но то, с чем пришел песик, заставило нас сильно призадуматься.