И первое, что сразу вспоминалось в этой связи — инцидент возле школы. Андрей много думал на каникулах про то избиение (дракой это назвать язык не поворачивался) размышляя о нем, как неком опыте, ставшим, как и прочий опыт, частью его сути. С одной стороны, он был даже рад, что смог „не сплоховать“ и в нужный момент собраться для решающего движения. Более того, сама победа, пусть и в составе дуэта, над таким серьезным соперником, как Гриша — вдохновляла. Кто еще мог похвастаться такой? Да и договоренность, которая сблизила их со Шмелем была выполнена. Казалось бы — вокруг одни плюсы, но нет. Избиение — это не драка, дружба — не заговор, а хороший человек — не тот, кто будет потворствовать реваншистским планам безумного мстителя. Да и сам факт свершившийся экзекуции делал Андрея в его собственных глазах не очень хорошим. Это было неприятное чувство, накрывающее балдахином тоски любую, даже самую светлую эмоцию. Всегда добрый мальчик Андрей теперь не мог искренне смеяться нелепым отцовским шуткам, не мог радоваться маминому яблочному пирогу, больше не мог беззаветно придаваться мечтаниям, погружаясь в удивительный мир вечерних фильмов. Это было обидное ощущение пролитой чернильницы на белой скатерти, которую уже не отстираешь. Только вот скатерть можно выкинуть…
А еще этот Лис. Он же совсем не дал возможности объясниться. Сколько раз Андрей представлял себе, что придет на их боевую поляну и расскажет все их предводителю. И про Шмеля, и про их заговор, и про свою роль, которая была „совсем крошечной“. Но он мог только представлять такое, решиться на поход к Лису, было не в его силах. На самом деле Андрей понимал, как нелепо будут звучать его объяснения, как трусливо будет слышаться его стукачество на своего друга. Да и разве он не заслужил такого обращения своим поступком. Конечно, заслужил. И все равно очень хотелось прийти к предводителю, покаянно склонить голову и просить прощения, за то, что так подвел. Но Лис не простит, как не простил бы любой, чью надежду и веру в тебя растоптали.
А еще была Наташа, которой он ничего про драку не сказал. Было понятно, что она узнает (как она может не узнать, то о чем говорила вся школа), и лучше бы Андрей сам ей признался в проступке. Но так не хотелось портить их чудесные каникулы, так не хотелось даже полунамеком показать, что он не достоин такой чудесной, чистой, красивой, словно ангел доброй, девушки. И он молчал, хотя понимал, что это молчание может все испортить».
Скрипнула петлями крышка люка — рабочие закончили с кровлей.
— Спасибо, что пустил, — на прощанье сказал мне прораб и протянул визитку. — Захочешь ремонт здесь сделать, — описал он пальцем круг над головой, имея в виду мою кухню, — звони. Мы тебе недорого все намарафетим.
— Спасибо, — кивнул я, забирая визитку, и думая, что вряд ли я когда-нибудь к ним обращусь. И дело тут даже не в конкретных строителях или квартире, просто если я планирую жить не один, а я планирую не один, то придется искать место попросторнее.
Смешные мысли лезли в голову: где жить, на что, сколько стоит машина. Всего несколько дней вместе с Сашей, а я уже планирую будущее. А ведь она мне не давала никаких надежд, что это будущее у нас будет. Черт, да она даже не позвонила еще ни разу. Хотя обещала. Может, что-то случилось? Я тут туплю и ревную, а этот долбанный шумахер может врезался в какой-нибудь столб, сминая в человеческий компот себя, несостоявшуюся тещу и мою любовь? Очень захотелось позвонить. И почему я до сих пор этого не сделал? Гордость. Страх спугнуть свое счастье.
Я взял трубку, чтобы набрать ее номер. Что за детские игры? Там может быть человек в опасности! И тут снова постучали в мою дверь.
— Ромыч, извини, у тебя с утра они были?
На моем пороге стоял взъерошенный Сокол.
— Привет, — я почему-то был рад его приходу.
— Звонишь кому-то? — спросил он, увидев телефон у меня в руке.
— Так, — не ответил я и убрал трубку в карман. — Чего у тебя случилось-то?
— К тебе рабочие сегодня утром приходили или вчера днем?
— Утром, — ответил я. — Только ушли.
— Фух, — выдохнул он облегченно. — Вовремя, значит, я успел. Ромыч, пустишь?
— Куда? — не понял я. — На крышу? Там все в смоле сейчас.
— Да знаю я, — Сокол с сомнением посмотрел на свои кроссовки. — Без вариантов. У меня там скат небольшой на люк, и люфт, чтобы петли слегка приподнимались. Они когда крышу перекрывают, люфт замазывают и крышка мертвая становится. Понял?
— Ничего не понял, — честно ответил я.