Случайно в ту же ночь помещику действительно пришлось вступить в единоборство с напавшим на него волком. Он задушил зверя, но получил рваную рану на плече, затронувшую и мышцы. Растерянный помещик буквально заметался, бросался к знахарям, к местному врачу, к городским докторам. Нанесенная рассказом приятеля психическая травма привела к тому, что наш герой собирался даже объявить конкурс: заплатить 50 тысяч рублей тому, кто его вылечит, если он заболеет. Он успокоился только после разъяснения, что далеко не все укушенные заболевают, что укус через одежду и сильное кровотечение, как это было в данном случае, уменьшают возможность заражения.
Профессор В. Г. Ушаков приводил примеры патологической боязни бешенства. Например, мать приводит на прививки малолетнего сына, который поднял в лесу щепку, запачканную чем-то красным, быть может кровью бешеной собаки, или является в пастеровскую станцию художник, писавший в поле этюд с натуры. Он боится, что его, быть может, укусила муха, которая, быть может, сидела на трупе валявшейся неподалеку собаки, а собака, может быть, подохла от бешенства и т. п.
Выделить или хотя бы увидеть под микроскопом возбудитель болезни долгое время не удавалось. Да и самого понятия «вирус» еще не существовало. И все же Луи Пастер вознамерился укротить убийцу. Патолого-анатомические исследования трупов животных, павших от бешенства, выявили специфические изменения в их головном и спинном мозге. Пастер пришел к выводу, что яд бешенства поражает именно нервную систему. Поэтому он стал рассматривать мозг больных животных как своего рода питательную среду, в которой развивается невидимый возбудитель, и решил в отличие от своих предшественников использовать для экспериментального заражения не слюну, вместе с которой яд обычно проникает в организм укушенного, а мельчайшие частицы мозга больного животного. Эти частицы Пастер вводил подопытным животным прямо под твердую мозговую оболочку. Идея оказалась удачной — прививки вызывали отчетливую картину болезни. При этом неожиданно был установлен важный факт: скрытый период болезни при последовательных прививках от кролика к кролику постепенно сокращался, дойдя в конце концов до шести дней. Следовательно, вдогонку смертельному яду бешенства можно послать значительно более быстро действующий ослабленный яд и тем самым опередить заболевание за счет выработки иммунитета.
Действенность метода вскоре подтвердилась на практике. В июле 1885 года в Эльзасе бешеная собака жестоко искусала девятилетнего мальчика, смерть которого была неминуемой. Местный врач, знакомый с работами Пастера, посоветовал матери немедленно отправиться в Париж на улицу Ульм, где находилась лаборатория ученого. Ребенку был сделан курс предохранительных прививок, закончившийся полным успехом. Следующим спасенным был пятнадцатилетний пастух Жюпилль, защитивший своим телом детей от бешеной собаки. Открытие Пастера получило заслуженное признание.
Однако когда он не смог спасти доставленную к нему с большим опозданием страшно искусанную девочку, газеты обрушили на ученого град упреков и прямых обвинений в шарлатанстве. В печати началась яростная полемика по поводу прививок. Враги Пастера считали их столь же опасными, как и укусы бешеных животных. На Пастера рисовали карикатуры. Тема бешенства получила новое звучание и в художественной литературе.
Так, Чехов, еще выступавший под псевдонимом А. Чехонте, в 1884 году слегка коснулся бешенства в хорошо всем известной сценке рассказа «Хамелеон», а в 1886 году он трижды обращается к этой теме. Персонажи рассказа «В Париж» («Осколки», 1886) секретарь земской управы Грязнов и учитель уездного училища Лампадкин, оба навеселе, возвращались под вечер с именин. Две дюжины обывательских собак окружили шершавую дворняжку и наполнили воздух победным лаем. Грязнов, раззадоривая собак, нагнулся и дернул дворняжку за заднюю ногу. Она укусила его за палец и мимоходом цапнула Лампадкина за икру. На следующий день уездный врач начал пугать пострадавших водобоязнью. И хотя укушенные места прижгли ляписом, взволнованное уездное общество настояло на отправке друзей за границу для прививок, организовало торжественные проводы их в Париж, а жена предводителя дворянства даже пожертвовала на это путешествие 200 рублей. Рассказ заканчивается тем, что через четыре дня после проводов обыватели городка увидели идущего по улице учителя Лампадкина, который рассказал, что он с приятелем добрался, как можно было понять, довольно весело до Курска, а там выпивший секретарь категорически заявил: «Не поеду! Пусть лучше сбешусь, чем к Пастеру ехать».
В 1887 году Чеховым была написана драма «Иванов». Вопрос о бешенстве преподносится здесь совершенно необычно для того времени. В монологе Боркина, правда, примитивно и обывательски, звучит идея биологической войны: «А по-моему, зачем драться? К чему все эти вооружения, конгрессы, расходы? Я что бы сделал? Собрал бы со всего государства собак, привил бы им пастеровский яд в хорошей дозе и пустил бы в неприятельскую страну. Все враги перебесились бы у меня через месяц».
Как ни странно, но наиболее яростные нападки на Пастера разыгрались на его родине. Особенно усердствовал родственник Пастера член Медицинской академии профессор Петер. Он прямо обвинял ученого в том, что тот прививает своим пациентам болезнь, которой они, может быть, и не заразились. Другой член Медицинской академии Жюль Герен, не найдя веских доводов в научной дискуссии с Пастером, послал ему вызов на дуэль, которая, естественно, не состоялась. И все-таки, несмотря на яростные нападки, пастеровский метод предохранительных прививок получил признание. На улицу Ульм устремились толпы несчастных. Среди тех, кто обращался за помощью к Пастеру, было немало иностранцев, в том числе и русские. Так, весной 1886 года в Париж на казенный счет были направлены 19 крестьян из Смоленской губернии, жестоко покусанных взбесившимся волком. Во Франции приезд русских мужиков вызвал сенсацию.
Однако подобное попечение было, конечно, редкостью. И. А. Бунин в повести «Деревня», описывая глухую провинциальную жизнь, рассказывает, как в Нежине на станции покорно, но угрюмо стояли крестьяне «в коротких толстых свитках, в несокрушимых сапогах, в коричневых бараньих шапках. Шапки эти едва держались на чем-то страшном — на круглых головах, увязанных жесткой от засохшей сукровицы марлей, над запухшими глазами, над вздутыми и остекленевшими лицами в зелено-желтых кровоподтеках, в запекшихся и почерневших ранах: хохлы были покусаны бешеным волком, отправлены в Киев в лечебницу и по суткам сидели чуть не на каждой большой станции без хлеба и без копейки денег». Их не пускали в поезд, так как он назывался скорым.
Надо сказать, что русские ученые отнеслись к открытию Пастера с большим пониманием и интересом. В Париж уже в конце 1885 года поехал доцент Н. А. Круглевский, который должен был ознакомиться с пастеровскими прививками и организовать это дело в Петербурге, а через несколько месяцев к Пастеру поехал Н. Ф. Гамалея. Правда, Пастер, выведенный из равновесия недоброжелателями, вначале негативно отнесся к идее русских врачей. Он не хотел выпускать прививки из-под своего контроля, так как слишком боялся неудач, которые могли скомпрометировать метод, и предлагал всех укушенных направлять к нему. Однако Н. Ф. Гамалея убедил Пастера в том, что далеко не все пострадавшие успеют вовремя добраться до Парижа и могут погибнуть. Согласие Пастера на открытие прививочных станций было получено.
Первая Пастеровская станция открылась в Одессе в июне 1886 года в частной лаборатории Гамалеи. Обыватели встретили это событие недоверчиво, пожалуй, даже враждебно. По городу поползли слухи, что заражаемые бешенством кролики могут разнести заразу. Соседи подавали на Гамалею жалобы, обвиняя его в том, что он подвергает их жизнь опасности. Потребовалось немало настойчивости, чтобы убедить жителей Одессы в безосновательности подобных страхов. В июле открылась Пастеровская станция в Самаре, а затем в Петербурге. В августе начала работать станция в Москве. Вскоре основная масса населения убедилась в действенности прививок. Правда, в первые годы наиболее темные и суеверные крестьяне продолжали жить своими поверьями.