- Атомные бомбы, да? - Маша усмехнулась, потом задумалась. - Нет, Шура, ты фанатик. Я даже не подозревала, что ты можешь быть таким. Словно какой-то чужой человек со мной разговаривает...
Я молчал. Мне ведь тоже было трудно поверить, что это Маша, смелая, веселая моя подружка, так говорит со мной...
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Письма от Соловьева стали приходить все чаще. И в каждом сообщались вещи, глубоко волновавшие меня.
Первое подробное письмо пришло из Дарджилинга.
"Лакпа Чеди встретил нас не очень-то радостно, но мы и не рассчитывали на восторженный прием, - писал Соловьев. - Вся эта история с талисманом даже у человека, свободного от суеверий и мистических страхов, должна была бы вызвать болезненное чувство. За год с небольшим - две смерти в семье да еще гибель двух европейцев... Узнав, зачем мы пришли, Лакпа Чеди даже голову пригнул от ужаса. А в глазах Нимы выразилось такое отчаяние, что у меня сердце защемило. Тем более, что по вашим рассказам я представлял их себе очень ясно и встретился с ними, словно со старыми друзьями. Мак-Кинли долго уговаривал шерпов, объясняв им с большим знанием дела, что этоне храм, что все это не имеет на самом деле ничего общего с религией, но мало преуспел. Да и вообще это была, на мой взгляд, попытка с негодными средствами. Для шерпов за этим стоит и родовая легенда, и мрачный, монах, охраняющий храм, и чудеса, которые произошли на их глазах. В конце концов, Мак-Кинли переменил тактику и сделал очень простой и жестокий ход: он напомнил Лакпа Чеди, что тот все равно уже выдал тайну и подлежит смерти. При этих словах Нима упала яичком на пол, а Лакпа Чеди сжался, будто ожидая удара, и губы у него посинели. Мак-Кинли попал в самую точку, но я был зол на него. Я постарался смягчить действие этих жестоких слов и сказал, что на этот раз никто в экспедиции не пострадает, за это я вполне ручаюсь, так как у нас есть надежная защита.
После этого Лакпа Чеди долго сидел на корточках с застывшим лицом, бормоча молитвы. Мак-Кинли разглядывал все вокруг со спокойным неодобрением, а я разговаривал с Нимой, всячески стараясь ее утешить. Передал привет от вас - это ее видимо обрадовало, несмотря на весь ужас, который она испытывала,-а потом дал увеличенную, фотографию Анга. Этот ваш подарок поверг ее в оцепенение. Нима даже побоялась взять фотографию в руки, и я положил ее на стол. Нима молча смотрела на портрет, и в глазах ее был ужас. Я уж подосадовал было яа себя за бестактность. Но потом Нима глубоко, прерывисто вздохнула и сказала: "Туджи чей!" так искренно, что у меня даже глаза начало щипать. Поднялся Лакпа Чеди, подошел к столу и тоже долго смотрел на фотографию. Потом он повернулся к нам и очень тихо оказал, что согласен проводить экспедицию до самого ущелья.
Сказал, что готов отправиться хоть завтра. Нима молчала.
Очень хорошие и очень несчастные люди. Мне их жаль до глубины души. Успокаиваю себя только тем, что на этот раз все должно кончиться благополучно. На рожон мы не полезем, как Милфорд. Да ведь нам и незачем: мы пустим в ход нашу "Железную маску"! Как жаль, что вы с ней не познакомились до отъезда (посылаю вам ее фотографию). Впрочем, и я ее почти не видел; контакт мы установили только здесь. Она гениальна, поистине гениальна, дьявольски чутка и послушна, и я готов ее расцеловать, но боюсь, что она это неправильно истолкует! Хотя, конечно, она ответит мне взаимностью!".
Я засмеялся. Гениальная и чуткая "Железная маска" - это был оригинальнейший робот, специально сконструированный для экспедиции по заданию Соловьева. Этот робот управлялся биотоками - то-есть, фактически мыслью человека. Первая, экспериментальная модель такого механизма - "Железная рука" - демонстрировалась еще в 1958 году, на Всемирной Брюссельской выставке, в нашем советском павильоне. Тогда она казалась настоящим чудом: подчиняясь мысли человека, действовала с точностью настоящей руки - брала предметы, переносила их с места на место, удивительно осторожно обращалась с хрупкими вещами, но по приказанию могла проявлять и большую силу. Управление этой рукой было самым примитивным, хотя и оно казалось тогда чем-то невероятным: рука человека была подсоединена к "Железной руке" железными браслетами (с токопроводящей массой внутри) и электропроводом. С тех пор механизмы, управляемые биотоками, очень усовершенствовались. Наш робот (первая модель такого типа) не только свободно двигал руками от плеча до кончиков пальцев и производил ими любые движения, но и ходил (вернее, передвигался на гусеницах), сгибал туловище, вертел во все стороны головой, в которую были вмонтированы телепередатчик и два мощных фонаря. Он обладал действительно дьявольской чуткостью, точнее, чемто вроде осязания: "чувствовал" температуру и тяжесть предмета, степень его твердости, мог определить его форму и характер поверхности. А самое главное - он управлялся издалека, а изображение того, что освещалось ослепительными "глазами" робота, передавалось на экран портативного телевизора. Действительно, гениальная машина! Я посмотрел на фотографию робота - он сидел за столом и, согнув шею, копался в набросанных перед ним предметах.
"Видите, какая умница наша "Железная маска"? - писал Соловьев. - Ведь это она сортирует предметы - хорошо очиненные карандаши в одну кучку, с обломанным грифелем - в другую; кроме того, она вынимает перья из ручек и старательно протирает их. Но вы не думайте, что она способна только на канцелярскую работу. Ничуть! Она роет землю, таскает тяжести, быстро ходит по лестницам... О, это настоящее чудо! И ей не страшна никакая Черная Смерть. Эта умница пойдет в храм с небольшой тележкой на роликах и по моей команде вынесет оттуда все, что там оставили небесные гости. (За исключением, конечно, радиоактивного вещества - тут мы еще не придумали, как поступить). А мы в это время будем сидеть где-нибудь наверху, хотя бы в той котловине, которая так заинтересовала Милфорда, или еще где-нибудь и рассматривать обиталище Черной Смерти на экране телевизора. А потом мы попросим "Железную маску" выйти из храма, вытащить тележку, поплотнее закрыть за собой дверь - и готово! Получим то, что она там достала. Наша умница ведь вся сделана из особого рода пластмасс. Так что мы ее просто отмоем хорошенько и сможем опять здороваться с ней за руку и даже гулять в обнимку".
Я отложил письмо. Мне было грустно до боли. Да, они-то войдут в храм! Ах, Монти, Монти, зачем вы поторопились! Мы бы сейчас вместе были там и смотрели, как чудесный робот орудует в этой смертоносной мгле, как под белыми лучами его фонарей возникают на экране телевизора неровный каменный пол, и круглый блестящий купол, и странные разноцветные приборы, и детали каких-то неземных механизмов... может быть, остатки разобранного на части космического корабля... Да, Маша права: я никогда, до самой смерти не забуду Милфорда. Как поступил бы он, если б знал о существовании "Железной маски"? Ведь, наверное, подождал бы все-таки, не стал бы попусту рисковать жизнью... Он же догадывался, что там такое, - неспроста устроил себе какую-то примитивную защиту... Марлевая маска и перчатки против всемогущей Черной Смерти... бедный Монти! Ну, подожди ты, проклятая, попробуй-ка справиться с нашей "Железной маской"!
Можете себе представить, с каким нетерпением ждал я новых писем! Соловьев писал часто, рассказывал о монахах-наблюдателях, о сборах в экспедицию, восхищался красотой гор и ласковым обращением местных жителей. Потом пришло письмо из Намче-Базара; там оставался базовый лагерь, а экспедиция шла уже прямо к таинственному ущелью.
Маша читала все письма Соловьева, читала книги по астрономии. Мне казалось, что она молчит просто из упрямства. Ведь не могла же она не понять, какое важное дело начинается на ее глазах? Просто ей обидно, что я как будто изменил литературе и журналистике, без всяких колебаний бросил даже и думать пока об аспирантуре, и что вся наша с ней жизнь пойдет теперь неизвестно как. Мне как-то даже в голову не приходило, что те факты и аргументы, которые совершенно убедили меня, могут не подействовать на Машу. Одно дело - ученые-консерваторы. У тех убеждения (или предрассудки) уже сложились, им трудно отказаться от них даже перед лицом очевидных фактов. А Маша - какие у нее могут быть убеждения или предубеждения в астрономии? Просто - упрямство. И, как это ни горько, - забота о личном спокойствии и благополучии (личном - включая меня). Я, наверное, был несправедлив, думая так, - но уж очень мне тогда обидно и больно было.