- Думаю, я не ошибусь, если добавлю, что особенно способствовало созданию паники то, что правящая верхушка, забыв о своем долге перед народом, позорно бежала, - сказал Соловьев. - Это, конечно, должно было создать представление о том, что всякая борьба со смертоносными лучами невозможна. А на деле это было совсем не так - что и доказывается теперешними вспышками на Марсе. Очевидно, все-таки значительная часть населения уцелела, несмотря на создавшуюся панику. Ведь не все бежали на ракетодромы, чтоб силой отвоевать себе место в ракете, не все гибли при этом от смертоносного оружия охраны и не менее смертоносного излучения, от которого на открытой местности, вдалеке от города, ничто не защищало. Другие же, не выходившие из города и получившие прививки или другие средства защиты, могли остаться практически здоровыми. Но, конечно, катастрофа не могла не причинить колоссального ущерба жизни всей планеты. Погибло и тяжело заболело множество марсиан; долго еще рождалось большое количество уродов и нежиэнеопособных детей; в хозяйстве началась разруха, бороться с которой было при этих условиях очень нелегко. Мне, например, кажется, что частые пыльные бури на Марсе один из отдаленных результатов катастрофы.
- Конечно! - обрадовался Осборн, оценив эту мысль. - Мне это как-то не пришло в голову. Конечно же, марсиане принуждены были в этих условиях многое забросить. Посадки на песках не возобновлялись, не увеличивались и в поединке с ветром и песком были побеждены.
Они так уверенно говорили об этих посадках, словно сами их делали. Но все мы, конечно, слушали с восторгом. Даже Мендоса теперь был вполне убежден.
- И, конечно, на долгое время пришлось оставить мысль о межпланетных полетах, - продолжал Соловьев. - Вот, я думаю, ответ на ваш вопрос, Маша. Только через триста с лишним лет смогли обитатели Марса вернуться к этой своей давней и практически уже осуществлявшейся мечте. И теперь это уже будут настоящие, продуманные полеты, с тщательной предварительной разведкой, с серьезными научными щелями, а не то паническое бегство, при котором ученые, наверно, и не попадали на борт корабля!
- Да-да, это очень верно! - сказал Осборн. - Я думаю, именно поэтому прилет марсиан на Землю и прошел так бесследно. Часть кораблей, вероятно, погибла в полете из-за недостаточной подготовленности и пилотов, и механизмов. А те марсиане, которые благополучно достигли Земли, растерялись в сложных и непривычных условиях и не смогли здесь ужиться. Ведь это были действительно скорее всего не ученые, не инженеры, а какие-нибудь богачи или крупнейшие чиновники.
- К тому же, вполне возможно, что они были в той или иной мере поражены космическим излучением и, прибыв на Землю, вскоре умерли, не оставив потомства, - добавил Соловьев.
- А вдруг это самое потомство где-нибудь существует! - не то с восторгом, не то с ужасом оказал Костя Лисовский. - Либо чистые марсиане, либо гибриды с людьми. Вот бы интересно посмотреть!
При этих словах Мендоса пробормотал что-то и сплюнул.
- Так что теперь мы можем снова ожидать визита марсиан? спросил Петя Веневцев. - Ей-богу, как-то все-таки не верится!
- Матерь божья, как же в это поверить! - пробормотал Мендоса задыхаясь. - Эти чудища прилетят сюда! Нет, это не жизнь!
- Почему же они чудища? - обиделся Ооборн. - Нельзя же все мерить по своей мерке. Если так, то нам с вами следовало бы считать, что по сравнению с белым и негр - чудище...
- Негр? Конечно! Он же черный! - убежденно сказал Мендоса.
- ...и китаец, и индеец, - продолжал Осборн. - Только вопрос - почему мы должны считать идеалом именно внешность белого человека или вообще обитателя нашей планеты?
Это были очень хорошие мысли, но Мендоса возмутился до глубины души.
- Пресвятая дева, да разве можно так говорить! - закричал он. - Разве можно сравнивать какую-нибудь негритянку, например, с сеньоритой Марией? - Мендоса заметил, что слушатели усмехаются, и сейчас же привел другой пример: - Или разве можно сравнивать, кто лучше - этот ушастый безносый урод марсианин или вы, сеньор Осборн! Матерь божья, да ведь каждый из нас с вами лучше, чем это страшилище!
На наш взгляд, марсианин, конечно, не выдерживал даже относительного сравнения с романтической красотой Осборна. Но было смешно глядеть, как горячится по этому поводу Мендоса.
- Я не знал, Луис, что вы такой поклонник европейской красоты, - сказал я. - А как насчет индейцев, чья кровь течет в ваших жилах? Это вы считаете пороком для себя?
К слову оказать, примесь индейской крови почти не сказывалась на внешности Мендосы - пожалуй, только кожа у него была смуглее, да глаза уже, чем у чистокровного испанца.
- Я ничего не считаю пороком, - возразил Мендоса, - а просто хочу оказать, что негры и индейцы не так красивы, как белые. А уж марсиане-то ваши! Тут даже смешно и спорить!
- Я вижу, что вы над этим вопросом мало думали, - укоризненно сказал Осборн.
Я был убежден, что Мендоса и вовсе не думал об этом. Склонности к отвлеченному мышлению у него решительно не было, и философствовал он только на две темы - что такое счастье и какова роль женщины в жизни мужчины.
Осборн начал доказывать - не то ему, не то нам, - что организм живых существ приспосабливается к окружающей среде, что черты внешности марсиан, несколько отличающие их от людей, объясняются особенностями марсианского климата.
- Вам известно, что атмосфера на Марсе сильно разрежена. Отсюда - широкая грудная клетка его обитателей: нужно больше вдохнуть воздуха, чтоб получить необходимое количество кислорода. В разреженном воздухе звук распространяется хуже отсюда особое устройство ушных раковин марсиан и более сильное их развитие, чем у нас. Вероятно, отсюда же - и большие рты, которые в известной мере служат резонатором. Что касается глубоких глазных впадин и густых ресниц - то это, возможно, объясняется тем, что в прозрачной атмосфере Марса солнечный свет не так рассеивается, как в плотной земной, и, хотя Марс дальше от Солнца, чем Земля, но яркость света там выше, и вот организм марсиан выработал такие защитные приспособления. Нечто подобное я наблюдал у некоторых жителей Полинезии - маленькие глаза, глубоко ушедшие под надбровные дуги, лучше защищены от яркого тропического солнца. Кстати, там маленькие глаза считаются красивыми - чем меньше, тем лучше.
- Они просто сумасшедшие! - возмутился Мендоса. - Что ж тут красивого?!
- Ладно, не будем спорить о вкусах, - вмешался Мак-Кинли, видя, что и Осборн начйнает горячиться. - Давайте лучше поужинаем.
Действительно, уже темнело. Очертания гор расплылись в фиолетовой мгле; только дальние вершины на западе еще алели от последних, уже невидимых, лучей солнца. Стало холодно, и мы с удовольствием уселись около костров.
Маша сидела рядом со мной, и ее волосы светились в пламени костра. Мог ли я думать тогда... Мы продолжали спорить и строить догадки о том, что увидели. Петю Веневцева больше всего интересовал сам аппарат.
- Как это получается: вставил одну пластинку, и сразу тебе чуть не целый фильм! - кричал он, размахивая руками.
- Да тише ты, чертушка! - сказал Костя, которого он при этом нечаянно стукнул по уху. - Я вообще не пойму: ты восхищаешься или негодуешь?