«Только так!» — подтвердил я, а сам подумал, передавая ему документы: «Сейчас начнет читать мораль».
Но он быстро пробежал глазами бумаги. «Столяр пятого разряда, четыре благодарности. Ни одного нарушения режима», — прочитал вслух.
«Видно, дело пошло на исправление?»
«Да, да. Теперь твердо».
Он снял трубку, набрал номер.
«Петр Иванович! Газизов из милиции беспокоит. У меня вот сидит хороший специалист. Столяр. Да, вернулся, — с подъемом говорил он, но потом, понизив голос, сообщил: — Не требуется».
Он еще куда-то звонил, представлял «хорошего специалиста», но все безуспешно.
«Опять неудача, — думал я. — Зачем я приехал именно в Казань? Мало других городов?»
Начальник вырвал из блокнота листок, что-то торопливо написал и, передавая мне, сказал:
«Сходите в исполком к товарищу Максакову. Не беспокойтесь, работа для вас найдется».
Через полчаса я нерешительно переступил порог приемной секретаря райисполкома.
«Проходите, пожалуйста!» — пригласил меня человек, оторвавшись от каких-то бумаг.
Альберт Султанович внимательно прочел определение суда, характеристику, о многом меня расспросил.
«Работа будет, — коротко сказал он и, подняв трубку телефона, стал набирать номер. — Специалист у меня имеется. Из заключения вернулся… Это ничего, ничего. Мне он очень понравился. Столяр пятого разряда. Да, у него есть книжка. Что вы? Хотите, сам за него поручусь?» — Улыбаясь мне, он тут же написал записку и дал адрес.
По указанному адресу я разыскал нужную организацию.
«Кто тут начальник?» — спрашиваю.
«Пройдите сюда, товарищ», — услышал я в ответ. «Товарищ?» Неужели я, как и все, товарищем стану?» — У меня комок подступил к горлу, пока я шел к столу и выкладывал свои документы.
«Инвалидность?» — испытующе посмотрел на меня инспектор отдела кадров.
«Да вы не беспокойтесь! Я еще постою за себя. Пока не жалуюсь на болезнь», — заверил я, а сам подумал: «Может, это просто придирка? А за ней последует и отказ?»
Но инспектор строго сказал:
«Завтра на работу. Вот там возьмете направление в общежитие. Пока устраивайтесь… Нужны деньги?»
«Я их еще не заработал», — говорю.
«Это авансом, на первые расходы…»
Я вышел из конторы. В голове с трудом укладывались все события этого первого дня: «Я на свободе. В Казани.
И мне уже дали работу, в кармане направление в общежитие, хотя я еще не прописан в городе. Здорово, наконец, повезло мне…»
Яхнов помолчал.
— Вот и вся моя история в прошлом.
— Вся? — спросил Сергеев и посмотрел на Яхнова долгим и ободряющим взглядом.
— Нет, не вся, — спохватился Яхнов. — Осталось рассказать о самом последнем случае. Пожалуй, это самое трудное. Я работал, жил в общежитии, у меня появились и друзья. Старые дружки попытались меня сбить с пути, но теперь у них ничего не выйдет. В этом я совершенно твердо уверен. И вообще, я думал, что никто и ничто теперь меня не собьет. И надо же случиться, шел я вечером с работы — грязный, усталый, но, ей-богу, самый счастливый. И вдруг встретил Валю! Это было так неожиданно! Я думал, что ее нет в городе. Мне тогда так сообщили в адресном бюро. А тут вижу, идет она под руку с мужчиной и ведет с собой мальчика лет пяти. Идут, о чем-то своем говорят. Меня она не заметила, а если бы и заметила, думаю, что не узнала бы. Значит, она никуда не уезжала из Казани, а просто вышла замуж, переменила фамилию. Поверите, от этой встречи вся моя радость померкла, я понял, что этого у меня никогда не будет, я от всего сам отказался. Ну, с горя пошел я, напился, а потом начал куролесить, разбил витрину, и все остальное — здесь у вас написано.
— Вот теперь все, — сказал Яхнов и опустил голову.
Прокурор изрисовал своими елочками не меньше
десятка листов.
«Ну, как же все-таки с ним?» — Арсентий Николаевич опять взвешивает все «за» и «против». Как ни подходи, а совершенное на днях Яхновым — все-таки преступление. Конечно, мотивы, побудившие его, очень важны. Мог человек в таких обстоятельствах сорваться. «Может, все-таки посоветоваться с коллективом? — размышлял прокурор, глядя на понуро сидевшего перед ним Яхнова. — Пожалуй, все-таки можно попробовать. Пусть будет еще одно испытание!» — решил он.
— Вот что, Яхнов, ваше дело мы вынесем на собрание коллектива. Посмотрим, что скажут ваши товарищи. От этого будет зависеть ваша судьба. А пока можете идти.
Яхнов встрепенулся, как от острой боли. Этого он не ожидал. Значит, все теперь узнают! Да, нашел прокурор решение. Это хуже тюрьмы! Яхнов исподлобья покосился на прокурора, словно хотел сказать: «Ну и помог же ты мне! Спасибо за такую «помощь». А я-то думал…» Он тяжело поднялся и, так и не расправив опущенных плеч, вышел из прокуратуры.
Было поздно. Улицы пустынны. Яхнов шел медленно. «Что теперь будет?» — сверлила его одна мысль. В общежитии взялся за дневник: хотелось поразмыслить над тем, что произошло, что сказал прокурор.
«…Легче сквозь землю провалиться, чем рассказывать всему собранию о своем прошлом, — писал Яхнов. — Простят ли? Нет. Одни мои судимости напугают всех. Разве они поймут? Какой позор! Зачем еще выдумали суд общественности?..»
…В красном уголке тесно. Больше восьмидесяти рабочих, с которыми Яхнов вот уже три месяца трудился бок о бок, собрались на свое необычное собрание. Такого еще не было в их коллективе. На виду у всех, в первом ряду, с опущенной головой сидел Яхнов.
Первым выступил прокурор. Он рассказал о прошлом Яхнова и о новом преступлении. Рабочие всколыхнулись, зашумели. «Вор же, всю жизнь воровал! Что еще он скажет в свое оправдание?» — с возмущением думали некоторые.
— Пусть расскажет, почему он ворует! — послышались голоса из зала.
Яхнов тяжело поднялся с места, долго молчал, потом заговорил:
— Меня обвиняют, как видите, в том, что я… в общем, вы слышали. Я этого не помню…
И он сел.
Слово взял председатель постройкома.
— Вы подумайте хорошенько, товарищи! Государство доверило нам решить судьбу человека. По существу, судьбу рецидивиста-вора, — взволнованно говорил он. — Быть Яхнову в тюрьме или работать с нами? Так чего же ты перед нами темнишь? — обращается он к Яхнову. — Если хочешь быть с нами, мы посмотрим, можно за тебя поручиться или нет. Но я вижу, не хочет он искренне признать свою вину. Даже в такой момент не говорит правды. Стало быть, не осознал своих ошибок и не порвал с прошлым. Вношу предложение — просить судебные органы поступить с Яхновым по закону. Коллектив может взять на себя ответственность только тогда, когда он честно признается и даст нам слово. С работой он справляется хорошо.
Яхнову от этих слов стало не по себе. Он опять встал.
— Признаюсь, я был пьян, — заговорил он, — а пьяному море по колено. Может, что-нибудь и натворил. Наверное, было. Только дайте мне срок, не губите снова мою жизнь… — слезы покатились по его щекам.
Собрание проходило бурно. Никто не оправдывал Яхнова. Рабочие гневно осуждали его, стыдили, позорили. Драили наждаком.
— Взять Яхнова на поруки — это ответственное дело. Нам придется за него отвечать. А если он снова совершит подобное? Где гарантия, что. этого не случится? Гарантия, мне кажется, в том, что нам он обещал исправиться. Я думаю, что нам не стоит брезговать его прошлым, оставим его на заводе. По-моему, он не потерян для нашего общества. Надо взять его на поруки, — закончила свое выступление комсорг Вера Самсонова.
И рабочий коллектив взял Яхнова на поруки.
После собрания Яхнов не скоро пришел в себя. Он все думал: ну, теперь все отвернутся от него. А может, прокурор все-таки передаст дело в суд?
Но верят, очень верят у нас человеку. И прокурор принял решение прекратить дело Яхнова и отдать его на поруки коллективу.
И вот Яхнов снова перед прокурором, он пришел сам, побеседовать с Арсентием Николаевичем, еще раз заверить его, что это в последний раз он оступился и больше никогда не позволит переступить советский закон.
— Скажу откровенно, — говорит он, — больше всего на меня подействовало то, как люди, трудовые деньги которых я раньше бессовестно крал, эти же люди спасли меня от новой катастрофы. Я теперь понял: настоящий мой друг — весь коллектив. Его осуждение для меня куда тяжелее, чем судебный приговор…