Порядок действий был отработан и теперь выполнялся без раздумий. Роли каждого из подразделений — давно расписаны. Свежие приказы, с коими теперь носились, высунув языки, гонцы, призваны были лишь напомнить, как и кому надлежало действовать.
Огромная масса людей и оружия пришла в движение. А первыми слово свое сказала магия. Множество световых шаров взмыли над строем имперских легионов, чтобы мгновение спустя, устремившись в сторону варварского войска, обрушиться на него сверху.
Шары падали, поражая вражеских воинов в самой гуще того, что варвары по недалекости своей считали строем. То один, то другой из них падал. Но товарищи их — те, что шли рядом — не останавливались. И тем более не собирались отступать.
Сколь бы ни была зрелищна магическая атака, а сраженные ею сотня-другая варваров, казались лишь каплей в человеческом море, продолжавшем двигаться навстречу имперцам. Но командующий не волновался. Ведь сражение только началось. И после магов настал черед проявить себя уже, собственно, воинам.
Выстроенные в ряд, навстречу варварам медленно и неотвратимо зашагали копейщики. Огромные прямоугольные щиты с изображением солнца прикрывали их от стрел, летевших с противной стороны. А копья, длинною в полтора человеческих роста, выставленные наконечниками вперед, готовы были опрокинуть передние ряды противника.
Вот первые варвары со стоном боли повисают и замирают, нанизанные на эти копья. И делая сами копья тоже уже непригодными для боя. Но сородичи убитых продолжают лезть, тысячами глоток вопя что-то устрашающее. Или, может, наоборот, подбадривающее — для своих. И не останавливают их ни стрелы, ни светящиеся шары или молнии магов.
А с обоих флангов на это дикое орущее сборище уже ринулись клинья конницы. Всадники врывались в гущу врагов, проносились сквозь нее, рубя мечами направо и налево и вытаптывая по большей части пеших варваров копытами лошадей. Целые борозды проделывали они в войске противника.
Но и варвары не бездействовали. В ход пошли секиры, боевые топоры, а также луки. Лошадям то подрубали ноги, то стрелами выбивали всадников из седел. И мало-помалу разящие, прорезающие клинья начали распадаться. Растворяясь в общей массе сражающихся людей.
За разыгрывающейся битвой командующий имперскими легионами следил с вершины холма. А наблюдая, вспоминал главное правило полководческого мастерства. Следовало нанести как можно больший ущерб противнику прежде, чем он будет способен ударить в ответ. Чем больший урон он понес в самом начале битвы — тем выше твои шансы на победу.
За себя командующий мог сказать, что сделал все возможное, чтобы оный урон был максимально возможным. Но вот обе рати, наконец, столкнулись, буквально вламываясь одна в другую, точно льдины в половодье. И бой превратился в свалку. В которой от него, командующего, со всеми его планами и приказами, уже почти ничего не зависело. А решить исход битвы могло… много чего. Включая даже настроение воинов и слепой случай.
На недостаток боевого духа имперцы не жаловались. Хотя бы потому, что битва прельщала их уже всяко больше, чем затянувшийся в своей бессмысленности марш по пока еще чужой земле. Но вот случай, представившийся-таки в этом бою, оказался для легионов вовсе не счастливым.
Внезапно внимание командующего привлекло гиканье боевого клича, донесшееся, на сей раз, из-за ближайшего леса. Вскоре с той стороны вылетел отряд из пары сотен варваров-конников. И, беззастенчиво обогнув основную массу сражающихся… обрушился прямиком на тылы имперцев. Поражая тех, кто заведомо не мог дать отпор в ближнем бою. Лучников, арбалетчиков. Ну и, конечно же, магов.
«Ах ты, Тьма!» — только и смог выругаться командующий.
Над полем битвы разнеслось протяжное и басовитое завывание рога, трубящего отступление. А гигантская пелена магической защиты, срочно воздвигнутая магами, защищала легионы от варварских стрел, полетевших им вслед.
Поняв, что стрелами защитную дымку не пробьешь, варвары тоже сдали назад. Оставив на поле немало сородичей. Как, впрочем, и их противники.
В общем, обе стороны получили то, что хотели. Бой, после которого никто не смог бы упрекнуть командующего в том, что вверенное ему соединение имперских легионов сколько-то дней где-то околачивало груши. Свидетельством того, что поход все же состоялся, могли считаться хотя бы понесенные потери.