— Очень рад! — сказал видимо успокоенный гофмаршал. — Из вашей телеграммы я узнал главное, а теперь мне нужны подробности. Итак, он действительно здесь?
— Он? Разумеется! Они все здесь и считают себя в безопасности, а сами уже почти в ловушке.
Его превосходительство нахмурил лоб и сделал значительное лицо.
— Зебальд, вы, кажется, забываете, о ком говорите! Выбирайте более почтительные выражения.
Зебальд очень удивился. Ему показалось крайне странным требовать почтения к заговорщикам, да еще со стороны гофмаршала, но он ничего не возразил на это, а только осведомился, скоро ли прибудет необходимая помощь.
— Помощь? Зачем? Для чего?
— Чтобы верней захватить всю шайку. Преступников трое, затем две женщины, да и пастор пожалуй окажет сопротивление. Мы вдвоем с Галлером вряд ли справимся с ними.
Гофмаршал взглянул на него, как на помешанного.
— Захватить шайку? Да о чем вы, собственно, говорите?
— О государственных преступниках, которых я открыл.
— Здесь, в Зеефельде?
— Конечно! Ваше превосходительство сами дали мне необходимые указания; ведь меня только для этого и командировали сюда.
На лице гофмаршала выразилось величайшее изумление вместе с живейшим негодованием.
— Кажется, здесь произошла непоправимая ошибка! Об этом-то и упоминалось в вашей депеше? Вы очевидно пошли по ложному следу, сосредоточив все свое внимание на каком-то пустяке, тогда как я доверил вам дело первостепенной важности.
— Но это — вовсе не пустяк, — защищался Зебальд с сознанием собственной правоты. — Ведь это — динамитный заговор!
— Что? — с ужасом вскакивая с места, воскликнул гофмаршал. — Динамит?
— В герцогском дворце хотят произвести взрыв, вся княжеская фамилия взлетит на воздух; родственному королевскому дому также по-видимому угрожает опасность; об этом тоже был разговор.
Его превосходительство побледнел, как смерть, и принужден был опуститься на стул.
— Зебальд, это — ужасное открытие! Есть у вас доказательства?
— Самые неопровержимые. Я собственными ушами слышал, как преступники говорили о своих кровожадных планах.
— Тогда вы поступили вполне правильно, оставляя все прочее в стороне, когда, дело идет о жизни княжеской семьи. Но где же преступники?
— Там, наверху, — объяснил Зебальд, указывая на вершину холма.
Гофмаршал вскочил со стула; казалось, ему сразу все стало ясно.
— Как? В церкви?
— Да, в церкви. Но не беспокойтесь, ваше превосходительство — за ними следят. Галлер сторожит, чтобы их никто не потревожил, пока…
— Боже мой, да этому-то и надо было помешать! — в отчаянии воскликнул Гофмаршал. — Да в своем ли вы уме что поставили еще охрану?
— Но ведь их следовало сначала заманить в ловушку! В церкви только один единственный выход; если его своевременно запереть, то они будут пойманы, так как окна расположены высоко и через них нельзя вылезть. Крестьяне конечно окажут нам необходимую помощь, — я подниму на ноги всю деревню…
— Да замолчите же! Вы с ума меня сведете своими глупостями! — с бешенством перебил его гофмаршал. — Надо немедленно спешить туда! Я заявлю протест именем герцога; его светлость дал мне неограниченные полномочия.
Он бросился вон из сада, мимо изумленного хозяина, собиравшегося почтительно приветствовать посетителя, прибывшего с экстренными почтовыми. Следом за ним поспешил Зебальд, совершенно растерявшийся, так как поступки гофмаршала были ему непонятны. Какое значение мог иметь протест, заявленный именем герцога, для людей, ковавших смертоносные планы против целой герцогской семьи?
У подножия холма они натолкнулись на барона фон Бэлова, бродившего там в отвратительном настроении духа. В пасторате он никого не застал, но узнал, что дамы еще не уезжали, и теперь разыскивал их, делая вид, что просто гуляет. При виде гофмаршала он в изумлении остановился.
— Ваше превосходительство, вы здесь?
— Барон фон Бэлов, каким образом попали вы в Зеефельд?
Зебальд остолбенел, начиная соображать, что происходило что-то неладное. Неужели он ошибся в этом молодом человеке?
— Я путешествую, — пояснил владелец майората. — Но куда вы так спешите, ваше превосходительство?
— Я… я не хочу пропустить солнечный закат, — ответил гофмаршал, начиная так быстро взбираться на холм, как только позволяли ему силы.
— О, тогда я пойду с вами! — воскликнул фон Бэлов, радуясь, что нашел, с кем поболтать. — Солнечный закат так поэтичен! Положим, мне от поэзии пришлось плохо. Представьте себе, ваше превосходительство, мой экипаж, — и он принялся в третий раз рассказывать ту же самую историю и говорил до тех пор, пока они не взобрались на вершину холма.