Но при чём тут старость?
«Хотя мы решительно ничего не знаем о природе этого регулятора, — говорит Биддер, — я высказал предположение, что старение связано с продолжающимся действием регулятора после прекращения роста. Функция регулятора способствует благополучию вида. Если первобытный человек в возрасте 18 лет производил на свет сына, то к 37 годам вид в нём больше не нуждался, так как сын его к этому времени уже умел сам охотиться и обеспечивать пищей своих детей. Наступавшие позже возрастные изменения тканей (хряща, мышечных и нервных клеток), которые мы относим к процессам старения, не имели значения для выживания вида. В соответствии с этим регуляция роста обеспечила оптимальное физическое развитие в период между 20 и 40 годами. Последующие изменения в росте были безразличны для расы: в то время ни один человек никогда не доживал до 60 лет».
Таким образом, не что, иное, как естественный отбор, при котором выживали и оставляли себе подобных лишь самые крепкие, самые выносливые, самые подходящие по размерам индивидуумы, обусловил теперешние антропометрические «параметры», присущие человеку в пору зрелости. Если, предположим, и существовали когда-то мелкотравчатые, а значит, и слабые двуногие или, наоборот, двуногие огромных размеров — неуклюжие, нерасторопные, все они, будучи менее приспособленными к суровым условиям среды, были обречены на вымирание. Конечно, решающая роль слепого, бессердечного отбора в человеческом обществе со временем сошла на нет (см. главу «Конец света?»). Тем не менее эволюция завещала нам какой-то наследственный биологический фактор, угнетающий рост. С точки зрения природы было важно, чтобы этот ограничитель срабатывал примерно в 20 лет, обеспечивая представителю расы наилучшее физическое развитие в пору, когда он обзаводился потомством и передавал детям по наследству свои качества.
Тяжёлой и скоротечной была эта пора (если помните, средняя продолжительность жизни у наших древних пращуров составляла 20–30 лет). Ну, а ежели какой-нибудь счастливец, чудом миновав невзгоды, оставался жить дольше? Ингибитор роста, продолжая угнетающе действовать на ткани счастливца до конца его дней, попутно всё больше и больше подавлял другие функции организма. Дикари, наверное, с удивлением взирали из-под низко нависших бровей на редчайшие1 экземпляры своих соплеменников с побелевшими волосами, сморщенной кожей, сгорбленной спиной, напрягая, должно быть, неповоротливый мозг, чтобы изобрести новое слово для обозначения странного состояния беспомощности. Старость…
Её не знал бы человек, не будь этого ограничителя роста! Ибо (тезис Биддера) живые системы, перестающие расти, обречены на неотвратимое увядание и смерть. Зато все, кто наделён способностью непрерывно расти и развиваться, останутся вечно молодыми. Доказательства? Будьте любезны: удивительная закономерность в судьбах камбалы и некоторых других морских рыб. Достигнув определённого возраста, самцы больше не растут и при этом начинают скопом умирать. У самок же, напротив, рост не прекращается, и они живут дольше. Конечно, автор гипотезы учитывает, что донные лежебоки очень часто погибают и не своей смертью, тем не менее при равных условиях смертность у самок куда ниже, чем у самцов. Похоже, что осётр тоже не перестаёт расти и поэтому не старится. Вот вроде бы и все доводы. Сказать по правде, не густо. А возражений хоть отбавляй.
Трудно доверять статистике смертности в условиях, когда у камбалы столько врагов — и морских и сухопутных. Чуть зазеваешься — и угодила в рыбацкие сети или в зубы своему же брату хищнику. По всей видимости, многие рыбы просто не доживают до того возраста, когда старость вступает в свои права.
Нелегко выявить взаимосвязь роста с живучестью не только для рыб, но также для земноводных, пресмыкающихся, птиц, млекопитающих. Зарегистрированы случаи, когда свиньи доживали до 27 лет, корова — до 30, собака — до 34, шимпанзе — до 37, лев и крокодил — до 40, верблюд — до 50, лошадь — до 62, филин — до 68, слон — до 98, а гигантская черепаха — даже до 152! Считают, что киты способны прожить несколько столетий. Как знать, вдруг среди животных и впрямь попадаются если не бессмертные, то вечно молодые экземпляры?
Комментируя идеи Биддера, Стрелер с осторожностью, присущей всякому уважающему факты специалисту, заключает: «Итак, у нас нет веских оснований утверждать, что старению подвержены все многоклеточные». Выходит, старость обязательна не для всех видов? А нельзя ли сделать так, чтобы она была необязательной и для человека?
Если гипотеза- Биддера верна, то дело за раскрытием загадочного ингибитора, подавляющего рост организма. Нейтрализовать его действие — это сделать людей не только молодыми, но и более рослыми, массивными, сильными. Сейчас не каменный век, чтобы опасаться неудобств, связанных с крупными габаритами человеческого тела. Казаху-гиганту Ахтаеву, к примеру, 232 сантиметра роста не только не мешали, а помогали отлично играть в баскетбол. А потом кто сказал, что человек всегда будет ходить по земле (суше) и по Земле (планете)? Неподнятая целина Нептунова царства уже давно влечёт к себе любознательных и отважных, а Жак-Ив Кусто серьёзно говорит о расе «гомо акватикус» — будущих Ихтиандров. Рост пловцу не помеха. Уж на что громадины киты, а чувствуют себя там как рыба в воде. Человек готовится и к заселению иных планет. Если же там сила тяготения меньше, чем на Земле, то больший рост и вес придутся как нельзя кстати.
И уж как тут устоять перед искушением (да простит нам это многоопытный читатель!) в тысячу первый раз потревожить тень великого мечтателя Герберта Уэллса, помянув его незабвенную «Пищу богов»! Главный «персонаж» этого романа — «гераклеофорбия», чудодейственный ускоритель, роста. Каскад чудес начинается на уединённой ферме в Кенте, где химик Редвуд и физиолог Бенсингтон приступили к выращиванию гигантских цыплят. Мысль о преодолении габаритных ограничений, предписанных природой человеческому телу, владела умом и другого писателя — Л. Лагина. К сожалению, и уэллсовской «гераклеофорбии» и лагинскому «эликсиру Береники» из «Патента АВ» присущ непоправимый изъян: авторы благоразумно умалчивают о рецептах этих препаратов. Тем не менее журналисты из тех, кто побойчее, уже готовы «без натяжки утверждать, что в этих научно-фантастических романах запатентована идея НРБ». Речь идёт о прогремевшем на весь мир нефтяном ростовом веществе, открытом азербайджанским академиком Джебраилом Мухтаровичем Гусейновым.