Впрочем, если классические каноны красоты будут пересмотрены, человек сумеет лепить своё тело по собственному усмотрению. Освобождённый от гнетущего однообразного труда, человек коммунистического завтра не оставит занятий спортом и избежит однобокого развития. Больше того: он научится исправлять ошибки природы, устраняя свои физические дефекты, заменяя в случае надобности повреждённые или недоразвитые органы искусственными, скажем, сделанными из синтетических полимеров. А разгадав химический шифр наследственности, люди сумеют направлять своё развитие по желаемому руслу.
Невольно вспоминаются замечательные слова К. Э. Циолковского: «Что могущественнее человеческого разума? Ему — сила, власть и господство над всем космосом».
И над человеческой природой.
Но чтобы приблизить этот величайший триумф человеческого разума, предстоит сделать ещё многое, очень многое. Человек, который призван преобразовать мир, не может быть равнодушен к будущему — своему собственному и своих правнуков.
Автору этих строк довелось как-то беседовать с прогрессивным писателем, активным борцом за мир Робертом Юнгом, автором книг «Ярче тысячи солнц» и «Лучи из пепла». На вопрос: «Что вы думаете о будущем науки?» — Юнг ответил:
— Я не учёный, и мне очень трудно быть оракулом грядущего в науке. Но я убеждён, что в наши дни, когда древо знании становится всё ветвистее, а специализация учёных всё уже и уже, прогнозированием научного прогресса должны заниматься целые исследовательские институты. Один из таких — Институт футурологии — я намерен основать в Вене. Мне хотелось бы, чтобы это был международный научный центр, подобный дубненскому Объединённому институту ядерных исследований. Учёные, всесторонне проанализировав новейшими методами вчерашнее и сегодняшнее состояние науки, могли бы выявлять наиболее прогрессивные тенденции в науке и давать компетентные рекомендации координационным центрам разных стран. Мы, со своей стороны, надеемся позаимствовать богатый опыт русских в области экономического планирования на годы и десятилетия вперёд.
Словно морской шквал, вал за валом обрушивается на нас поток новых открытий и изобретений. Масштабы научной деятельности растут по экспоненциальному закону — примерно так же, как и население Земли. Но если народонаселение удвоилось за последние 65 лет и ещё раз удвоится к первому десятилетию XXI века, то объём научных работ удваивается примерно за пятнадцать-двадцать лет. Количественным мерилом научно-технического прогресса здесь служит прежде всего численность людей, занятых в сфере науки, отнесённая ко всему населению в целом. Людей, непосредственно «делающих» науку и обслуживающих её (изготовители научного оборудования, издатели научной литературы и т. д.), а также внедряющих новые достижения в практику, становится всё больше — их уже не сотни, не тысячи, как в прошлые века, а миллионы. Отчисления из бюджетов на научные исследования тоже составляют заметный процент и растут из года в год.
Другой критерий — темп внедрения научных достижений. Теперь промежуток времени между теорией и практикой, наукой и промышленностью, лабораторией и заводом существенно короче: если раньше он был равен примерно длительности человеческой жизни и даже частенько превосходил её, то в наши дни этот интервал составляет годы. В XVII–XVIII веках от открытия законов давления до промышленной паровой машины прошло чуть ли не столетие, от открытия законов электромагнитной индукции до электродвигателя — полвека. А от первого искусственного спутника Земли до первой фотографии обратной стороны Луны прошло два года, хотя, как известно, межпланетный полёт многие относили на конец века. Открытие цепной реакции и практическое её использование разделяют всего четыре года. А вспомните транзисторы, лазеры, световоды, ситаллы, новые пластики!
Разумеется, количество научных работников, публикаций, затрата средств на исследовательские работы характеризуют, строго говоря, лишь рост приложенных усилий. А их эффективность? Увеличился ли урожай научных достижений? Растёт ли он с той же скоростью?
Список основополагающих научных результатов увеличивается, естественно, медленнее, нежели размах научной деятельности в целом, чем число учёных, технических работников, обслуживающего персонала, вспомогательных средств и ассигнований. Зато именно благодаря количественному росту научного контингента в целом ускорилось внедрение принципиально новых достижений в практику.
А что будет потом? Увеличится ли разрыв между творцами и исполнителями? С какой скоростью будет расти научная продукция?
Уже сейчас ясно, что объём научных работ не может вечно расти по экспоненте. Ибо эта кривая, чем дальше в будущее, тем круче взмывает вверх, приводя к нелепым результатам: армия исследователей должна разрастись настолько, что рано или поздно всех жителей Земли не хватило бы для пополнения семьи учёных.
Количество научных изданий тоже не может расти бесконечно, иначе в один прекрасный день на каждого обитателя земного шара придётся по одному названию журнала; некому будет их ни готовить к печати, ни даже читать.
Значит, при экстраполяции в будущее научного прогресса теперешнему закону роста можно следовать лишь до каких-то пределов. Потом закон должен измениться.
Наглядное пояснение этого экспоненциального закона содержится в знаменитой легенде, о происхождении шахмат. Как известно, изобретатель игры запросил на первый взгляд скромную награду. На первую клетку слуги хана должны были положить одно пшеничное зерно, на вторую — два, на третью — четыре, на четвёртую — восемь и так далее. Количество зёрен каждый раз удваивалось. Оказалось, однако, что на последнюю клетку доски предстояло положить чудовищное количество зёрен — миллиарды тонн пшеницы!
Что же, выходит, темпы развития науки должны замедлиться? Как же тогда быть с красочными прогнозами, упомянутыми в этой главе? Где же выход?
Вот что думает советский учёный, физик-теоретик Е. Фейнберг: применение роботов, вычислительных машин, обучающих машин, машин, производящих себе подобные машины, начнёт расширяться такими темпами, что общий рост научной продукции не замедлится. Не затормозится и развитие самой науки, ибо человеческий мозг будет разгружен от второстепенной умственной работы, хотя относительное количество служителей науки, их процент и останется постоянным. Абсолютная же численность исследовательских кадров будет расти с той же скоростью, что и население Земли.