Теперь, переходя к единичным данным по навигации в трудах арабо- и персоязычных географов, нужно отметить следующую особенность, бросающуюся в глаза с первого взгляда и не оспариваемую последующим изучением материала: большинство средневековых арабских авторов из тех, о которых мы будем сейчас говорить (какого бы района Индийского океана ни касались они в своих трудах), непременно посвящают значительную часть описаний самой удаленной от них стране на восточном пути — Корее (ас-Сила). Повествования на эту тему никогда не бесстрастны — они восторженны и потому отличаются живым характером: Корея предстает в них некоей обетованной землей (прекрасный климат, обилие плодов и злаков, хрустально прозрачная питьевая вода; жители никогда не болеют; золота эта земля дает столько, что из него делают ошейники и цепи для собак); поселившийся здесь никогда не стремится покинуть эти благословенные места. Восторги имели под собой реальную основу, на Корейском полуострове (иногда говорится и о близлежащих островах), как и в Китае, нашли убежище и впоследствии обосновались многие последователи Али ибн Абу Талиба, четвертого преемника пророка и первого шиитского имама, бежавшие от преследований в халифате Омейядов. Повышенный, даже болезненно острый интерес рассматриваемых нами авторов к дальневосточным пунктам мусульманской эмиграции, таким образом, имеет естественное объяснение и недвусмысленно указывает если и не на всегда скрытое сочувствие к изгнанникам, то во всяком случае на тот большой отзвук, который находили в халифате переселения по религиозным и политическим причинам. Для нашей темы подробные рассказы о Корее имеют очень важное значение в том смысле, что они ясно говорят о далеко заходивших рубежах восточной навигации халифата.
25
Корея не была, конечно, единственной дальневосточной страной, привлекавшей к себе пристальное внимание арабских географов; весьма обстоятельно повествуют они о Китае и полуострове Малакка, Индонезии и более мелких архипелагах этой части Тихого океана.
Место, которое занимают страны Дальнего Востока в арабской землеописательной литературе, определено задачами колонизации из халифата и непреходящими интересами торговли. Сами по себе эти обстоятельства и вели к последовательному развитию индоокеанского судоходства от Аравийского полуострова, как и от других побережий; естественно, с этим связано накопление навигационных знаний и совершенствование приборов.и приемов управления судами.
Широкая картина жизни на территориях Восточной Азии предстает перед нами уже в повествованиях Ибн Хурдадбиха, датируемых 844—848 годами — самыми ранними из тех, о которых теперь непосредственно пойдет речь. В них даны подробные сведения о коренном населении, фауне и флоре, ископаемых, о продуктах ремесел и статьях вывоза; не обошел автор вниманием и вопросы государственного устройства; пишет он и о туземных нравах, обычаях, украшениях. Мусульмане, подчеркивает наш географ, особенно шииты, стремятся на Восток, преимущественно в Корею, где они могут чувствовать себя в наибольшей безопасности от омейядских законников. Отсюда вполне оправдано то большое место, которое занимают в тексте описания пути из Басры в восточном направлении.
Ахмад ал-Якуби (875 г.) продолжает линию Ибн Хурдадбиха, насыщая изложение новыми подробностями. Специальный интерес для нашей темы содержится в его словах о том, что желающий добраться от аравийских побережий до Китая водным путем должен пересечь семь морей: это море Фарса (Персидский залив), Лара, Харканда (Бенгальский залив), Кала-бар (у Малакки), Салахат, Кундрандж, Санха (Восточно-Китайское море). Каждое из них отличается особым цветом, имеет свои направления ветра и своеобразную фауну.
Такая дифференциация на акватории огромного протяжения, нашедшая место в столь раннем произведении арабского автора, каким является описание ал-Якуби, конечно, представляет достаточно красноречивое свидетельство, и после этого неудивительно его указание на то, что Ханфу (Ганьпу около Ханчжоу) в Китае служит постоянной пристанью для мусульманских морских судов.
Абу Бакр Ахмад ибн ал-Факих ал-Хамадани (902 г.) в рамках схемы обитаемого мира Абдаллаха ибн Амра ибн ал-Аса, которую он воспроизводит, оставил нам описание
26
«моря, окружающего землю», и стран, простирающихся к востоку от халифата; в последнем случае большое внимание уделено их аборигенам и фауне. Более самобытный характер имеют у этого автора те разделы, где говорится о маршрутах кораблей в восточных морях, признаках перемены ветра, огнях св. Эльма, вулканах. То, что внимание к этим темам было не беспредметным, показывают не только общие экскурсы, но и большой раздел текста, посвященный Китаю, который здесь характеризуется с этнографической и экономической сторон. Империя богдыхана, Корея, Тибет, Кхмер, Индия, Никобарские острова и даже моря за полярным кругом' находят место в те же годы (903) и в описаниях Абу Али Ахмада ибн Умара ибн Русты, соединяющего эти страницы своего трактата с широкой картиной арабской торговли за морем, которую он последовательно развертывает перед читателем. Тогда же, в начале X века, Абу Зайд Хасан, основываясь на данных Ибн Бахба и Сулаймана, добытых в предыдущем столетии, смог выступить и со специальным сочинением, характер которого отражен в заглавии,— «Известия о Китае и об Индии».
В 916 году, когда Абу Зайд окончил составление своего труда, с ним виделся Абу л-Хасан Али ал-Мас'уди (ум. в 956 г.). Это имя известно всем арабистам. Ал-Мас'уди является одним из центральных и в списке авторов работ по морской тематике. Он дал красочный рассказ о загадочном, долго интриговавшем европейскую науку острове Канбалу у берегов Восточной Африки. В 916 году наш географ возвращался через этот остров в Оман с двумя сирафскими судовладельцами, попавшими в беду,— их корабли с товарами на борту погибли в бурных приафриканских водах океана. Востоковедение обязано ал-Мас'уди многими другими ценными научными сведениями. Он провел длительное время в морских путешествиях к берегам Индии и Цейлона, доходя и до Китая. Впрочем, в его столетии это, по-видимому, не было из ряда вон выходящим предприятием; свидетельство тому — его же упоминание об арабских торговых судах, бросающих якорь даже у речных пристаней во внутреннем Китае.
Перечисляя вслед за своими предшественниками семь больших морей, лежащих на пути от Аравии до Китая — такое их число постепенно становится традиционным,— ал-Мас'уди приводит подробные описания многочисленных островов на западе и востоке Индийского океана. В частности, значительное внимание уделено им так называемому архипелагу Махараджи в индонезийской акватории, который «самое быстрое судно не может объехать за два года». Любопытно и указание на роль гавани Килла (Кеда, Кадах) в
27
Юго-Восточной Азии: она — место встречи судов из Омана й Сирафа с китайскими кораблями. В этом сообщении ясно слышен отзвук еще свежих тогда в памяти старшего поколения событий второй половины предыдущего века, когда в Гуанчжоу (Южный Китай) была уничтожена арабе ко -пе рс и д-ская торговая колония и маршруты судов из Аравии стали заканчиваться у Малаккского полуострова.
Интерес ал-Мас'уди к вопросам, связанным с навигацией,— причина и следствие многих его встреч с арабскими моряками дальнего плавания. От них ему известен даже такой сравнительно редкий профессиональный термин, как «сурр» (мн. «сара'ир»), обозначающий место слияния двух проливов. По-видимому, именно длительное общение с лоцманами, рулевыми, простыми матросами придало особую направленность многим размышлениям ал-Мас'уди. Он задумывается над случаями обнаружения на побережье Крита тиковых дощечек, связанных волокнами кокосовой пальмы, и высказывает предположение о сообщаемости Средиземного моря с Индийским океаном: ведь эти дощечки, часть обшивки разбившегося судна, указывают на индоокеанскую акваторию, где только и применялось растительное крепление судовых стенок; металлические гвозди, употребляемые для обшивки на средиземноморских верфях, в южноазиатских водах подвергаются усиленному разъеданию солью. Мысли идут за мыслями, и вдруг они смещаются в другую плоскость: вспоминается, что самые красивые, стройные, белотелые среди индианок — текинки — услаждение арабских моряков; много судов из Омана и Сирафа идет на восток, много ночей любви ожидает море-проходцев на дальнем берегу. Эта живая черта морского быта, для которой нашлось место в ученом трактате давнего путешественника, не может быть опущена, если мы хотим воссоздать историческую картину в предельно полном виде.