На следующий день к нам явился Джералд; у него был очень изможденный, явно больной вид. Пока мы находились близ Эвереста, он все время лежал в своем укрытии и теперь страдал от последствий пребывания под открытым небом и кислородного голодания. Мы поместились в одной палатке, он всю ночь находился в полубредовом состоянии. Наутро он едва мог ходить, и Билл начал подготовку к спуску. В этот же день прибыл задержавшийся нарочный из Катманду и с крайней неохотой я написал в редакцию нашей газеты о том, что нам приходится свертывать работу. Для высотной экспедиции мы уже и так слишком долго пробыли в горах и состояние Джералда являлось лишь предупреждением о той участи, какая ожидает всех нас, если мы будем слишком долго упорствовать. Все мы сильно потеряли в весе, а некоторые настолько похудели, что на них было жалко смотреть. По мере того как мы слабели, наша задача становилась все более трудной. С приближением лета снег отступал и территория, которую нам предстояло обследовать, увеличилась, вероятно, на многие сотни квадратных километров, причем значительная часть лежала на большей высоте по сравнению с той, на какой мы до сих пор работали.
Битва, очевидно, была проиграна, и благоразумие требовало, выражаясь языком боксеров, «признать себя побежденным во избежание дальнейших повреждений и, возможно, постоянного увечья».
В этот день я распрощался с Джоном, в прекрасном настроении пустившимся в путь к Кангченджанге. Нам предстояло снова встретиться через пять недель в Калькутте. Том и остальные участники партии направились к каменной хижине близ Чуле, где должен был провести ночь Джералд. Я остался один в Лобудже; мне следовало вплотную заняться писанием, чтобы отправить нарочного в Катманду. Назавтра я двинулся прямо в базовый лагерь. На путь вверх нам понадобилось три дня, и хотя, идя обратно, я почти все время спускался, из-за сильного встречного ветра в долине Чола-Кхолы я выбился из сил задолго до того, как добрался до Тхьянгбоче. В тот же день партия Тома также шла вниз к базовому лагерю, и я начал догонять его отставших кули. Двое из них в лоск напились в Пангбоче и едва держались на ногах. По узкому пешеходному мостику через ущелье Имджа-Кхолы они проползли на четвереньках, а я нес их груз.
Восточные склоны ниже монастыря Тхьянгбоче пестрели теперь особенно красивыми зеленовато-желтыми и бледно-розовыми рододендронами. Лама Сагхи опять увидел меня, когда я шел, на этот раз очень медленно, по лужайке перед монастырем. Он обнял меня своей худой рукой за талию и помог войти в келью, где несколько чашек чаю с маслом придали мне достаточно сил, чтобы я смог преодолеть последний крутой спуск к базовому лагерю. Я пришел очень усталый, от пореза пальца, вызвавшего заражение крови, у меня пульсировала вся рука. В базовом лагере за наше отсутствие произошли обычные несчастья. Принесли еще одну панду, которую мы рассчитывали подарить Неру, но она убежала в первую же ночь. Каменная куница, самое красивое животное в нашем зверинце, тоже умудрилась удрать.
Чарлз оставил записку с сообщением, что отправился в гости в деревню Тхаме, где через несколько дней должен был состояться большой ежегодный праздник. Вместо того чтобы пуститься в новый маршрут, я спокойно провел следующую неделю в лагере, заканчивая подготовку к обратному пути. Том, Стен и Чанк пошли в Тхаме, где предполагали заснять празднество для кино. Джералд и Билл оставались со мной.
Проснувшись наутро после нашего возвращения, я понял, что дни поисков йети для меня миновали, во всяком случае на этот год. Хотя с рукой дело шло на поправку, она все еще болела и железки у меня под мышкой распухли. Это я еще мог перенести; с чем я действительно не мог совладать — это с непреодолимым чувством апатии. Я знал, что не смогу стряхнуть ее и снова приступить к работе на большой высоте до того, как наступит время возвращаться в Катманду. Как только я примирился с этим фактом, меня охватило чувство величайшего облегчения. Я лег в постель и думал о том, чего мы достигли. Первую битву мы вели против слепого неведения. Правда, нам не удалось поймать йети или хотя бы увидеть его, но мы, несомненно, собрали достаточно данных, чтобы убедить большинство специалистов в том, что это животное является не мифом, а существом из плоти и крови, чье окончательное отождествление окажется, вероятно, величайшим зоологическим открытием нашего века. Второе сражение шло против грубой силы — тех стихий, которые высокие горы могут обрушить на пробирающегося среди них путника, если они окажутся к нему немилостивыми. В этой битве мы вели себя во всяком случае доблестно, превосходя свои возможности в условиях, когда никакой судья не в состоянии вмешаться, если вы оказываетесь поверженным, когда подлинное избиение начинается с того момента, как только вы опуститесь на колени. Проявив разную степень выносливости, каждый из нас дошел до своего предела. Лично я считаю ошибочным предположение, будто человек в состоянии существовать неопределенно долгое время на высоте 7000 метров, сохраняя хотя бы подобие нормальных физических и психических способностей. Каждый человек, по моему убеждению, имеет свой «потолок», который может совершенно не зависеть от состояния его организма. Это предположение еще требует проверки. Джералд достиг своего предела на высоте примерно 5000 метров. Предел Джона был безусловно гораздо выше; впрочем, должен добавить, что, встретив его впоследствии в Калькутте, после того как он проделал замечательный переход в 300 с лишним километров от базового лагеря до Дарджилинга, я был потрясен его до неузнаваемости истощенным видом. Большинство из нас оказалось способно на протяжении четырех месяцев более или менее нормально работать на высоте до 6000 метров; наша работоспособность, однако, заметно снизилась к началу четвертого месяца. Когда я думал о всем этом, лежа в своей палатке, то пришел к выводу, что нам нет оснований стыдиться.