Лауренций повернул в сторону белой стены, поросшей диким виноградом.
— В этом доме живет Осидий — жрец храма Исиды. Магистрат и сенат не любят слуг Исиды, однако Осидий очень богат и могуществен. Приходится смотреть на него сквозь пальцы…
Дом стоял посередине большого сада.
К прибывшим подбежали слуги. Они помогли всадникам снять с коней поклажу, а пожилым даже спешиться. Айстис особого утомления не ощущал, однако и ему было приятно размять затекшие ноги.
Аквилейцы, не стесняясь, вошли в дом. Видимо, они уже не раз бывали в этой усадьбе. Айстис и Гудрис пошли вслед за Лауренцием и оказались в продолговатом покое, похожем на те, какие они видели в Дакии, только с четырехугольным отверстием в крыше.
На полу, под этим отверстием, располагался бассейн, наполненный водой. Стены покоя были отделаны гладкими пластинами, а пол сложен из камешков самых разных цветов. Можно было разглядеть очертания деревьев, листьев, рыб. Стены также были украшены рисунками. Кое-где красовались портреты воинов, в других местах — виды природы.
В овальных нишах стояли белые статуэтки, изображающие женщин в длинных белых нарядах.
Гостям предложили сесть на каменную скамейку вдоль стены. Они тихонько разговаривали между собой. Айстис наблюдал за игрой стайки красных рыбок в бассейне.
Появился слуга, пригласил Лауренция и жемайтов следовать за ним.
Они вышли во внутренний дворик, посередине которого росло большое дерево. В его тени был построен небольшой бассейн с чистой, прозрачной водой, похожий на тот, который они видели в помещении, только без рыбок. Посередине бассейна струился фонтан. Рядом стоял небольшой стол и скамеечки, все из камня. Вдоль дворика возвышалось около двадцати белых статуй, изображавших женщин. Они были очень похожи друг на друга. Айстису показалось, что женщину, которую изображали статуи, он где-то видел. Но ему никак не удавалось вспомнить, кто она… И вдруг Айстис понял, что это — богиня Исида, только в другом одеянии и без собаки.
Его мысли прервал высокий сухощавый старик в одежде из отбеленного льна. Это и был знаменитый жрец храма Исиды — Осидий.
— Приветствую вас, — поклонился хозяин. — Что шлет мой друг Геремий?
Лауренций протянул Осидию желтый пакет, запечатанный желтым воском. В нем была восковая дощечка[57]. Подобные дощечки Айстис уже видел в Карнунте и Аквилее. Эта дощечка отличалась от других тем, что знаки, вырезанные в воске, были покрыты черной краской.
— Я понял, о чем просит мой друг Геремий, — сказал Осидий, прочитав письмо. — Приветствую прибывших с дальнего севера, постараюсь вам помочь… Я слышал, что вскоре один корабль отправится на север. А пока пусть гости поживут у меня…
Осидий поклонился, тем самым показав, что разговор окончен. Затем он взял колокольчик и позвонил. Вошел слуга. Осидий ему что-то сказал.
Лауренций объяснил:
— Хозяин приказал предоставить вам отдельную комнату. Велел всем обеспечить…
Окна комнатки выходили во двор. Два мягких ложа, рядом с ними круглые столики на высоких ножках, на полу жаровни. Ночи уже становились прохладными, и дополнительное тепло было кстати.
Пока Айстис и Гудрис осматривали комнату, открылись дверцы, спрятанные за портьерой. В комнату вошел юноша в длинном одеянии свободного покроя со многими складками и широкими рукавами. Такое одеяние носил Колоний Валериан, он называл свой наряд римской туникой. Юноша поклонился и медленно произнес по-сембски:
— Сальвий Осидий. Называйте меня просто Сальвием. Я немного владею вашим языком, так как служил у Геремия в Аквилее. Буду вашим переводчиком…
— О! — обрадовался Гудрис. — Я думал, что после отъезда Лауренция нам придется стать немыми!
— Когда понадоблюсь, позвоните. — Сальвий указал на бронзовый колокольчик на столике. — К обеду вас пригласит колокол во дворе…
Сальвий снова поклонился и исчез через маленькие дверцы.
Гудрис и Айстис чувствовали себя усталыми, поэтому, не теряя времени, разделись и опустились на ложе, которое оказалось таким мягким, что гости в нем буквально утонули.
Гудрис привык спать на твердой подстилке, но усталость взяла верх, и он вскоре захрапел. Айстис долго ворочался, размышляя о том, куда их забросила судьба. Как там, дома? Когда он снова увидит Угне?
С этими мыслями он тоже задремал. И снилось ему море, буря, волны, которые выбрасывают на берег много янтаря…
57
Римляне не знали бумаги, они писали на восковых дощечках, пользуясь острым металлическим стержнем, который назывался «стиль».