Молодой легионер, стоя на верхней палубе, рядом с капитанским мостиком, с удивлением вглядывался в морскую гладь. Ему никак не верилось, что море может быть таким спокойным и синим! Его поражало все: мерцающий небосклон, рыбы, выпрыгивающие из глубины, будто стаи птиц, пролетающие над поверхностью моря и вновь ныряющие в воду, паруса, трепещущие над головой…
Ночное бегство из Рима, долгая тряска в крытой подводе, незнакомые люди в порту, легкий корабль, качавшийся на волнах у дальней набережной, — все слилось воедино. Порой казалось, что ничего этого и не было, что все — только сон.
Однако море, волны, украшающая нос корабля фигура девы с распущенными волосами, вырезанная из дерева и позолоченная, — ведь это реальность! Следовательно, он действительно с каждым часом все дальше от Вечного города, от своей северной родины! О недавних событиях напоминало и массивное золотое кольцо на пальце. Оранжево-красный камень таинственно сверкал. На его овальной поверхности, словно из зеркала, возникал взгляд девушки, вырезанной рукой талантливого мастера… Номеда! Это ее глаза…
Взгляд Номеды бередил душу юноши, как кинжал. Из головы не шли слова, вырезанные на кольце, их так любила повторять Номеда: «Молодому надлежит любить».
Айстис — а юноша в одежде легионера был, конечно, он — не в силах противостоять взгляду Номеды, поднял руку и решил снять кольцо с пальца и спрятать подарок.
— Доброе утро! Любовь горяча, если ты не в силах оторвать глаз от кольца! — услышал Айстис голос за своей спиной и, повернувшись, увидел пожилого мужчину с седеющей бородой и большими бакенбардами. — Курций, — представился он по-латыни с четким римским произношением. — Триарх[65] этой посудины!
Мужчина умолк, словно ожидая, пока юноша представится, но тот, не желая выдать себя плохим латинским языком, предпочел промолчать и сделал вид, словно он не понял, что понадобилось седобородому.
Не дождавшись ответа, Курций добавил:
— А ты, оказывается, не из разговорчивых… Понимаю… солдату не к лицу лишние разговоры… — И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: — Как спалось?
— Неважно, — признался Айстис, обрадовавшись тому, что понимает Курция и помнит слова, которым его учила Номеда.
— Качки больше не будет… Шторм позади…
— Далеко ли мы отплыли?
— Куда уплывешь па такой посудине! Всего полтораста гелерников… Ты бы видел «Золотую нимфу» — вот это корабль! Он возвращался в Остию из Индии, когда мы отплывали. Весь город сбежался смотреть. Тысяча гребцов! Сколько парусов! Сколько палуб!
— Ого! Так уж и тысяча!
— Ну, может, немного меньше… Однако корабль — исполин! Куда с ним тягаться нашему суденышку… — Помолчав, седобородый продолжал: — Впрочем, мой корабль тоже неплох… Плавает себе, наперекор всем штормам Внутреннего моря…[66]
— Почему «Внутреннего моря»?
— А потому, юноша, что вокруг этого болота, как мы, моряки, называем это море, всюду раскинулась наша империя!
Айстис снова окинул взглядом водную поверхность. Вдали из воды поднимался столб дыма.
— Что там? — спросил он в испуге.
Курций даже не повернул голову. Он сразу понял, чем заинтересовался путешественник, которого люди Номеды просили отвезти в Карфаген и хорошо уплатили за услугу.
— Это кузница бога Вулкана[67]. Из нее всегда валит дым, потому что у хромого старика много работы. Он кует молнии для бога Юпитера!
— Молнии?
— Да, да… В недрах земли находится огромная кузница, там и кует молнии хромой кузнец. Одни его называют Гефестом, другие Вулканом… Молнии он отдает богам.
К вечеру следующего дня Айстис услышал возгласы:
— Земля! Земля!
Курций засвистел в золотой свисток. Моряки устремились на палубу…
Началась суматоха, которая возникает всегда, когда корабль приближается к берегу.
— Карфаген![68]
Моряки указывали на трудноразличимое серое пятно, показавшееся на горизонте. Вскоре Айстис уже смог разглядеть узкую полоску суши.
Корабль вошел в широкий канал, ведущий в круглое озеро. Вдоль набережной покачивались большие и маленькие судна.
— Сейчас начнет дуть «африканец». Он несет с собой шторм. Взойдут семь плеяд — дочерей титана Атланта, превратившиеся в звезды, — говорил Курций. — Плеяды не любят кораблей, а ждать, пока они зайдут, придется долго… Надо торопиться!
67
68
На восточном побережье Средиземного моря, в современном Ливане, с IV тысячелетия до нашей эры жили финикийцы — народ мореходов и купцов, у которых было много колоний. Наиболее крупная колония среди них — Карфаген. Его на севере Африки (на месте современного города Туниса) в IX веке до нашей эры основала Элиса, дочь короля финикийского города Тира, потерпевшая поражение в борьбе за власть на родине. Легенда рассказывает, что Элиса, прибыв на место будущего Карфагена, прибегла к хитрости. Она сказала, что купит участок земли, который «можно накрыть воловьей шкурой». Туземцы столько земли и продали. Тогда Элиса велела разрезать шкуру на тонкие полоски и опоясала ими целый холм, что возвышается около мола. Карфаген был завоеван римлянами во II веке до новой эры.