На следующий день шииты обычно устраивают поминки младшего брата Хусейна Аббаса, погибшего мученической смертью при попытке пробиться через окружение к Евфрату и принести своим соратникам воду. В тот же, восьмой день погиб также и имам Хусейн, поэтому в процессиях можно увидеть завернутые в материю копья с наколотыми на них лимонами, которые символизируют отрубленную голову Хусейна.
В предпоследний день мухаррама то улицам города движется процессия зуль–джанах — «окрыленный» (так назвали быстрого словно ветер коня Хусейна). Впереди идут люди, которые несут подкову — символ коня Хусейна. Они врезаются в толпы зрителей, толкают и бросают их на землю, как бы тем самым демонстрируя боевые качества коня Хусейна. Шииты приписывают подкове волшебные свойства и наделяют сверхъестественной силой. Они верят, будто от прикосновения к ней проходят все болезни, подкова может способствовать рождению сына или исполнению сокровенных желаний и т. п. Во время ашуры шииты строго следят за чистотой своей одежды, дома избегают всего, что могло бы осквернить их тела: не общаются с женщинами, не едят мясо и рыбу и не жуют бетель. У шиитов молодая жена открывает свое лицо мужу и переходит к нему в дом лишь после первого мухаррама.
Наконец наступает десятый, самый торжественный день мухаррама — день мученичества, поминовения имама Хусейна. Шамим заранее обещал мне, что отведет меня к одному своему знакомому, дом которого находится на центральной улице. С балкона этого дома мы сможем спокойно наблюдать за всей процессией.
Безусловно, на религиозные шествия лучше смотреть сверху, чем участвовать в них. К тому же следует учитывать, что хотя шииты и не отличаются особой вспыльчивостью, однако в десятый день мухаррама у некоторых из них кровь словно вскипает. Достаточно незначительного повода, неуместной улыбки или шутки для того, чтобы началось кровопролитие. Любопытный зритель — суннит или индус — легко может стать жертвой остро наточенных ножей, и тогда весь город превращается в арену братоубийственной распри.
Центральная улица уже была заполнена народом. Все ждали главную и самую длинную процессию, в которую по мере ее прохождения вливались из прилегающих улиц толпы. Зрители с нетерпением ожидали увидеть снова все знамена и знаки кербельских мучеников, их оружие, катафалки и королевские троны. Однако более всего внимание присутствующих привлекало основное действие сегодняшней программы — шествие самоистязателей с бичами и камнями в руках.
На башне англиканского костела пробило девять часов, и улица под нами заволновалась. Из большой имамбары выползла белая змея траурной процессии имама Хусейна. Полицейские в белой униформе с помощью длинных дубинок пробивали дорогу для торжественного шествия в толпе зрителей, заполнявших всю улицу. Во главе процессии появился всадник на черном как уголь коне. Он беспрестанно бил по свисающим на ремнях двум барабанам. В его окружении шли дудари и знаменосцы. Вслед за ними появилась лошадь, к седлу которой за ноги были привязаны два белых окровавленных голубя, символизирующие души погибших мучеников. Чуть поодаль величаво выступал слон. В знак траура погонщик, сидя на спине слона, посыпал вокруг себя пепел. Появился еще один конь без всадника: на его седле — оружие Хусейна.
Толпа раздалась еще больше — перед зрителями проходили кающиеся грешники. Они били себя то ладонями, то кулаками по обнаженным телам. Одни раздирали себе кожу при помощи стальных ежей или круглых латунных щеток, другие — деревянными палками и острыми камнями. В ритмичные удары деревянных палок и глухих шлепков грузных плеток вплетались выкрики:
— Ха–сан! Ху–сейн! Ха–сан! Ху–сейн!
Затем до нашего слуха долетели пронзительные крики, и зрители спешили занять лучшие позиции, стремясь ничего не пропустить из происходившего на улице. Шли самоистязатели. Тела у них были забрызганы засохшей и свежей кровью. Одни держали в руках длинные острые ножи, которыми они время от времени наносили себе удары по телу. Другие били себя цепями с остро заточенными крючками на концах так, что кровь брызгала во все стороны. Менее азартные истязали себя плетками с узелками на конце и вместо кровавых ран довольствовались синяками и шишками.