Вечером вернулись. Первые, кого мы увидели, подходя к Метеоритной заимке, были Юрий с Руфой: значит, и западная, и восточная группы уже здесь. Начинаются обоюдные расспросы, на свет появляются записные книжки, и мы с головой уходим в длинные столбцы цифр. Вывод важен: по всем радиусам за пределами Котловины радиоактивность не выходит за пределы фона. В центре она несколько повышена.
Итак, 15 августа почти вся экспедиция собралась у Изб. Не хватало только двоих: Димы и Валерия. Они задерживались. Мы их ждали весь день 15-го, потом ночь и снова день. Ребята не приходили. Мы палили из ружей, кричали, но отвечало нам только гулкое таежное эхо. Уже двое суток, как истек контрольный срок. Беспокойство перешло в тревогу. Поздно вечером 15-го Плеханов собрал общий совет и обрисовал положение. Продуктов осталось на один день. Ждать больше нельзя. Нужно перестраивать работу по аварийному варианту. После небольшого совещания решили так: четверо — Плеханов, Кандыба, Краснов и Васильев — остаются на заимке и с утра 17-го начинают встречный поиск. Все наличные продукты оставляются им. Остальные, во главе с Журавлевым, форсированным маршем, на неприкосновенном запасе, идут в Ванавару, ставят в известность об аварии районные организации и поднимают тревогу.
Окончив совет, снова вышли на улицу, выстрелили в воздух. Тайга молчала по-прежнему. Сумрачно разошлись мы по своим местам и легли спать.
А в четыре часа утра Демин и Кувшинников, живые, здоровые и голодные, как волки, ввалились в избу Кулика.
В трехдневном Южном
Как уже говорилось, Демин и Кувшинников были назначены в южную группу. Валерка, насидевшись в яме, буквально пенился энергией, и на него было приятно смотреть. Обвешавшись приборами, в сопровождении своры из четырех псов, ребята добрались до водопада и здесь разбили первый лагерь.
Работа им предстояла немалая, а срок был всего три дня. За это время они должны были, обойдя по амфитеатру сопок Южное болото с востока, взять пробы для металлометрии, а также образцы растительности с внутренних и внешних склонов холмов. Главной задачей маршрута было получение двенадцати образцов золы и углей различных древесных пород. Условились жечь для этой цели сухостой времен катастрофы, a из ныне растущих деревьев — березу, сосну, лиственницу и ольху. Первый лагерь был разбит близ Чургима. Хорошо было засыпать там, под шум водопада, у костра, рядом с сопящими псами!
Где-то поблизости среди камней ползали змеи, но во время ужина Валерий подробно рассказал, что нужно делать, если на кого-нибудь нападет змея, и оба «космонавта» чувствовали себя в безопасности.
На следующий день, сварив для псов какое-то немыслимое грибное варево, Дима с Валерием надели рюкзаки и радиометры и, перейдя ручей, полезли на первую из подлежавших изучению сопок. Проводить индуктометрию на крутом склоне, покрытом к тому же поваленными деревьями, нелегко: рамка и кабель поминутно цепляются за всякие неровности, а в промежутках между камнями тональность звука заметно меняется, как над куском металла. Тем не менее мужественно преодолевая препятствия, взобрались на вершину и занялись забором проб.
Южные холмы плотно покрыты лесом, плохо просматриваются, неудобны для ориентировки. Целью второго дня было найти высокую, достаточно круглую и чистую вершину, на которой весь комплекс работ можно было бы развернуть полностью. Накрапывал дождь. Палатки «южная двойка» с собой не взяла, как и ружья, поэтому единственной защитой от непогоды служил кусок какого-то высокомолекулярного, но на редкость непрочного материала. Ближе к вечеру начался настоящий ливень. С отчаянием терпевших кораблекрушение Дима с Валерием соорудили шалаш и залезли в него пережидать непогоду.
На следующее утро началось озоление и обугливание. Состояло оно в сожжении сырых, источающих соки деревьев, зола и уголь которых составляли бесценный материал для будущих лабораторных анализов. Моросил мелкий, словно через сито просеянный дождичек, с юго-запада наплывали все новые массы низких серых облаков. Костры упорно отказывались гореть. Сложность заключалась в том, что для чистоты изготовления лабораторного материала было категорически запрещено употреблять какую-либо растопку. Притащив с десяток сырых чурок ольхи, березы, лиственницы, Валерий с Димой охотничьим ножом расщепляли их на тонкие лучинки, которые затем сушились возле костра, сложенного из сухостоя, и подвергались затем обугливанию или озолению на металлическом листе.