А мое столь долгое отсутствие объяснили тем, что я заболела и лежала в больнице. Но теперь выздоровела и буду жить у Мелисы. Да, физически я здорова, а душевно больна... Не в том смысле, что психически, а душа моя болит, скорбит по матери...
Я ни с кем не разговаривала, сидела на стуле рядом с гробом мамы. Не хотела ее оставлять одну. Хотелось, как можно больше времени провести с ней, пока она не исчезнет из моей жизни навсегда. Оставив за собой одни воспоминания, которые буду душить меня на протяжении всей жизни. Я взяла ее холодную руку, как лед, сжала между ладонями. Снова по щекам потекли слезы отчаяния и бессилия. Я не готова с ней расстаться... Не готова...
- Мамочка, открой глаза, прошу тебя, - прошептала я, прижимая ее кисть к своей влажной от слез щеке. Но она молчала, ни один мускул не дрогнул на ее лице. – Мамочка, очнись! Не оставляй меня! – попросила ее чуть громче. Чем вызвала внимание людей, они начали на меня оборачиваться, покачивая головой, мол, девочка сходит с ума. Но мне все равно, что они подумают обо мне. Я должна вернуть маму, я должна ее разбудить. Она ведь не могла умереть – ей всего лишь тридцать восемь лет, даже сорока нет. Она сейчас проснется и проживет еще лет пятьдесят, как минимум. Увидит своих внуков, а может и правнуков. Мы будем сидеть с ней на лавочке, по вечерам попивая горячий шоколад, укутавшись в теплый плед. Она будет рассказывать мне разные легенды и мифы. А я буду смотреть на звездное небо, прижавшись к родному плечу. Буду мечтать о счастливом будущем рядом с мамой...
- Мамочка, я знаю, что ты меня слышишь... Мамочка, скажи мне, хоть что-нибудь! Не молчи! – молила ее, но она опять не отозвалась. Тогда я сорвалась на крик. – Мама, я знаю, что была не идеальной дочерью. Я обещаю, что исправлюсь, правда! Только не оставляй меня одну! Прошу! Мама, у меня же кроме тебя больше никого нет! – кто-то начал меня оттаскивать от нее. Я цеплялась обеими руками за крышку гроба. – Пустите меня! – прорычала я на того, кто посмел прикоснуться ко мне.
- Камилла, пойдем со мной. Я дам тебе успокоительное, ты сейчас не в себе, - проговорил до ужаса противный голос Мелисы. Я бы предпочла век не слышать ее голос. – Камилла, милая, прошу, успокойся... - просила она, но я одернула руку со всей силы и снова цеплялась за руку мамы. – Эйдан, где ты? Мне нужна твоя помощь! – прокричала она. Откуда не возьмись, появился Эйдан. Он обвил одой рукой мою талию, другой же отцепил мою руку от маминой. Я пытаюсь вырваться, но мои попытки были тщетны. Он намного сильней меня.
- Мама, скажи им, чтоб они отпустили меня! Мама! – прокричала я, но она снова промолчала. Мне хотелось подойти к ней и потрясти за плечи, чтоб проснулась, наконец. Что же она так долго спит? Да еще так крепко. Давно бы пора проснуться. Я уже рыдала на взрыт.
- Камилла, успокойся! – в приказном тоне произнес Эйдан, вталкивая меня в мою комнату. Следом за нами зашла Мелиса и плотно прикрыла дверь. В руках она держала флакон с пустырником и стакан воды.
- Пусти меня! Я хочу к маме! – прорычала я на него. – Я должна ее разбудить. Вы не понимаете, они же ее живьем похоронят! – указываю на людей, находившихся у нас в доме.
- Камилла, сестренка, послушай меня... Нам всем сейчас тяжело... Но мама умерла, она не спит... - дрожащим голос промолвила Мелиса, приседая на колени передо мной. – Я знаю, тебе больно, так же, как и мне... Ты не хочешь верить, что мамы больше нет, но этим ты только усугубляешь ситуацию. Ты делаешь себе только хуже. Камилла, тебе нужно смириться с этим... – я кидаю на нее злобный взгляд. Кто виноват-то, разве не она сама? - Будет нелегко. Мы с Эйданом всегда будем рядом, чтобы не случилось... - утверждала она.
- Это ты во всем виновата! Я ненавижу тебя! Ненавижу! – проорала я, начиная истерить. – Почему вы не верите, что мама жива? – обращалась к ним. Слезы текли по щекам так, словно я стою под проливным дождем.
- Девочка моя, мамы больше нет, но она останется в наших сердцах. Теперь она на небе, рядом с папой... - прошептала она и крепко обняла меня. Мне становилось не по себе от ее слов. Да еще и прикосновения причиняют слишком много боли, не физической, а душевной. – И Камилла, мне жаль, что все так вышло, правда. Да, я виновата перед тобой, перед мамой... - наконец, призналась она. От этого моя злость только увеличилась. Я вырвалась из ее объятий и дала ей звонкую пощечину, которую она заслужила.