- Приехали! - объявляет он громко. - Милости просим. Дальше - пешочком.
Так. Иными словами, хватит, накатались. А куда же пешочком? Чему навстречу? Какой такой ухе?
- Ну как, соседка? - с той же ухмылочкой продолжает хозяин вишни. - Я тебя вижу, а ты меня нет? Или наоборот?
Но мы уже высыпали из «Жигулей». Водитель указывает нам на тропу и, прощаясь, машет рукой:
- Низкий поклон Аугустину Алексеевичу!
Мы осматриваемся. Да, дальше на машине и впрямь не проедешь. Тропа ведет через густую, сочную траву. И такую высокую, что, если чуточку присесть, укрывает тебя с головой.
- Ух ты, а орехи какие! - присвистывает Беретик.
И верно, я сроду таких не видел. Ветвистые, могучие, они как бы обступают луг с трех сторон, перебрасывая друг к дружке прохладные островки тени.
- Видишь, как выстроились? - все восторгается Беретик. - Чтобы на колесах никто и не подступился к такой травке! Верно сказано: дальше - пешочком!
И тут же скидывает сандалии, да так, что они у него кувыркаются в воздухе. Беретик их подхватывает на лету и срывается с места, мы с Заморышем - за ним. Ветер звенит в ушах, присвистывает. Мы на минутку останавливаемся и тоже сбрасываем обувь. Вперед! Вдруг Беретик юркнул в сторону. Мы - за ним. Где же он? Нигде не видно! Как сквозь землю провалился!
- А я вас давно приметил! - раздается откуда-то сзади. - Вишенок, небось, захотели?
Ну и Беретик, ну и напугал! Нам уже померещилось - хозяин Рекса нас в этих зарослях подкараулил… Теперь мы мчимся сквозь них все вместе, потом наперегонки, потом снова:
- Настоящие прерии! - орет во всю глотку Заморыш. - Пампасы!
- И ветер здесь пахнет по-другому, чем в городе! - не устает восторгаться Беретик.
Но вот трава сменяется камышами. Я первый врезаюсь в них. И слышу:
- Берре-гись!
Я подаю отчаянный знак своим и бросаюсь наземь. Не шевелюсь, не дышу. Ведь то был голос Аргуса!
Приоткрываю один глаз. В десяти шагах от меня, крепко упершись ногами в землю, Аргус что-то раскручивает над головой. Затем выбрасывает руку вперед - и это «что-то» рассекает воздух. А рядом сидит незнакомая девушка и сквозь смех ему что-то говорит.
Затем наступает тишина. Мои тоже не шелохнутся.
Что это было? Гарпун? Лассо?
И тут я отчетливо слышу звон бубенца.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
или Чем заканчивается иногда уха с бубенцами
Пеший поход у нас не состоялся. Зато привал получился что надо. Мы удобно устроились впятером на берегу небольшого пруда, легкий ветерок пробегает по камышам, подхватывает дымку пара над огнем. А дух какой разносит - закачаешься!…
Тем временем у воды продолжают звенеть бубенчики. Нет, не от ветра. Если даже порыв посильнее и раскачает какой из них, Аргус сразу отличает его голос. Да и мы понемногу приучаемся. А поют бубенчики оттого, что клюет рыба.
Аргус забрасывает крючок на длинной леске, она дотягивается до самой середины пруда, на конце у нее и наживка, и грузило. Другой конец крепится на берегу, вот здесь-то и навешивают бубенчики, по одному на каждую леску. А «беррегись!» приходится кричать, чтобы не задеть кого-нибудь во время броска. Когда я впервые это услышал, мы трое были еще на порядочном расстоянии, - вряд ли оно к нам относилось, да и не видел нас Аргус. Но заботиться ему, видно, было о ком.
Она сидела на плоском камне, поджав ноги и обхватив их руками, а он успевал и леску с грузилом раскручивать, и рыбу из воды вытаскивать, и за казанком на огне присматривать, не говоря уже о бубенчиках. А как аккуратно, шалашиком, у него сложен костер!…
Сперва, понятно, перезнакомились. Ее зовут Сильвия Спиридоновна, больше она ничего о себе сразу не сказала, только Аргус добавил, что его гости ни в коем случае не должны стесняться друг друга, все они сегодня одинаково рисковали, потому что клева вполне на этом озере могло не быть, тогда ухой бы и не пахло, одними бубенцами… На что Заморыш бойко заметила: озеро это, должно быть, славится не только ухой, но и травой, так что риска нет ровно никакого. И даже спросила Сильвию Спиридоновну, не прошлась ли она босиком по траве.
Бубенчики позванивали, уха поспевала, следить надо было в оба, но Аргус, как я заметил, успевал поглядывать и на нас троих. И, верно, видел он моих друзей в первый раз, во всяком случае вблизи, и ему наверняка было интересно, что это за безобразники такие втроем баламутят весь двор. Назвал я их, понятно, домашними именами, Зикой и Борей, но он наверняка уже прикидывал, как они зовутся меж нами. У Беретика, к примеру, волос хоть куда, - сколько его ни стриги, на следующее утро вырастает с прибытком, будто никакие ножницы его не касались; но к тому же ходит всегда Беретик в старых тренировочных брюках и полосатой футболке, бело-голубой, отчего его вполне можно было бы прозвать Матрасиком или Зеброй. Зато Заморыша иначе не назовешь, разве что Скелетиком.