— Мы сдавайся! — проорал из недр подвала какой-то эсэсовец.
— Все выходим, бросаем оружие у входа, руки за головы! — выкрикнул лейтенант, дрожащий от возбуждения.
Заместитель командира взвода, немного знакомый с языком Шиллера и Геббельса, повторил то же самое по-немецки.
Эсэсовцы кашляли в дыму, выбирались из подвала. Они со снисходительными минами на лице бросали оружие, пренебрежительно смотрели на советских солдат. Унтер-офицер с кольцом на пальце зажимал нос батистовым платочком.
Их было порядка двух десятков. Они стояли посреди холла, кривились, ухмылялись, смотрели свысока, с презрением.
Несколько бойцов скатились вниз. Через пару минут они вернулись и сообщили взводному, что все немцы вышли из подвала.
Коренастый боец с трехдневной щетиной готов был наброситься на надменного унтера.
— Что ты зенки пялишь, падла? — прошипел он. — Кончилось ваше время фашистское, теперь по-нашему все будет!
Унтер лениво обернулся к подчиненным, что-то бросил им. Эсэсовцы засмеялись.
— Надо же, вшивая русская дворняжка облаяла меня, — перевел его слова заместитель командира взвода. — Он очень расстраивается. Неужели, мол, нам теперь придется переходить на русскую еду?
Солдаты возмущенно загудели.
— Лейтенант, неужто стерпим? — прорычал высокий боец с пудовыми кулаками. — Они нам в рожи смеются, а мы их в плен? Может, еще накормим, спать положим? Лейтенант, это же СС! Ты посмотри на их петлицы!
Молодой офицер сам дрожал от ярости. Он потерял на этой войне все — дом, семью, невесту.
Лейтенант колебался недолго, рявкнул так, что штукатурка посыпалась со стен:
— Расстрелять эту сволоту! Да не здесь. На улицу выгнать, и к стенке!
Дважды повторять не потребовалось. Солдаты били безоружных немцев прикладами, хватали за шиворот, пинками отправляли к выходу. Их сбрасывали с крыльца, пересчитывали по головам.
На улице избиение продолжилось. Эсэсовцы отступали к забору, закрывались от ударов. Если кто-то сопротивлялся, с ним и вовсе не церемонились, налетали втроем, превращали физиономию в фарш. Около двух десятков безоружных, побитых мерзавцев жались друг к другу, отступали. Советские бойцы еще не выместили злобу, били от души — за пострадавшую родню, за павших товарищей, за изувеченную страну.
— Все, хватит! — прокричал лейтенант. — Кончай их! Первое отделение, стройся! Заряжай, целься!
Немцы в страхе загалдели. Что происходит? По какому праву их расстреливают?! Они военнопленные, с ними нужно обращаться согласно какой-то там конвенции!
— Хрен вам, а не конвенцию! — проорал, вскидывая автомат, заместитель командира взвода. — Жрите, суки, русскую еду!
Огонь солдаты открыли, не дожидаясь команды, не утерпели! Эсэсовцы орали, падали. Щелкнул каблуками унтер-офицер, выбросил руку в нацистском приветствии и отлетел к забору с явными излишками свинца в организме. Когда упали все, солдаты перенесли огонь на трупы. Они не могли остановиться, убивали заклятых врагов снова и снова.
— Отставить! — заполошно выкрикнул капитан, невесть откуда взявшийся.
Он бежал из-за угла, махал руками.
— Терновский, что вы себе позволяете? Кто приказал? Нам нужны языки!
Но все уже кончилось. Два десятка тел, истерзанных пулями, валялись на земле.
— Терновский, да я вас под трибунал!.. — Капитан тряс кулаком под носом белого, как известка, лейтенанта. — Что за самоуправство? Вы за это ответите!
— Товарищ капитан, да это же нелюди! — крикнул кто-то. — Нельзя им жить. Вы посмотрите, что они наделали!
— Ладно, потом разберемся, — сказал капитан и отвернулся.
Его тоже терзали противоречия.
Щекотливую ситуацию подправил мотоциклист, с треском вылетевший на своем «М-72» из-за угла барака.
Он подлетел, остановился, покосился на горку свежих трупов и бодро отрапортовал:
— Неплохая новость, товарищ капитан. В южных бараках живые обнаружены! Их много, товарищ капитан! Соседние бараки немцы сожгли вместе с заключенными, а там, видать, не успели, опаздывали.
Капитан переменился в лице, прыгнул в люльку. Мотоцикл, выстреливая гарь, унесся.
В нескольких бараках на южной стороне заведения действительно обнаружились живые узники. Там был отдельный сектор, содержались заключенные из Польши, Венгрии и Советского Союза. Эту зону отделяли от остальной территории лагеря металлические ворота и ворох спиралей колючей проволоки. У ворот стояла грузовая машина с десятком канистр, наполненных бензином.