— Нет. Моя суперсила, детектив, в том, что я, в отличие от Вас, всегда признаю, когда ошибаюсь.
— А-ну умолкните оба! — прокатилось узким коридором от грузно шагающего к ним лейтенанта Линча. — И прошу, скажите мне, что у вас что-то получается.
Дженис, вмиг потухнув, будто задутая спичка, иронично заметила:
— Это довольно противоречивые приказы, Фрэнк.
Рей никогда не умел вот так остывать. Ему требовалось долгое время чтобы разжечься, его терпение могло казаться бездонной пещерой, но когда та заполнялась горючим доверху, пламя полыхало в нём долго. Он ощущал, что весь напряжен до каменной твердости в мышцах, что имел ещё много чего сказать Дженис Уокер. То ли специфика работы, то ли что-то врожденное позволяло ему с легкостью оголить боли других и нанести в них прицельные удары. Позже, наконец успокаиваясь, Фернандес неизменно терзался, сожалел и просил прощения, но ущерб уже был нанесен. И сейчас, всматриваясь в детектива сверху вниз, в её тусклые волосы, ощущал, что был вооружен гневом настолько, что был способен пробить в ней дыру.
— Скажи мне, что он — тот, кто нам нужен, — с вибрацией плохо скрываемой отдышки в голосе, сказал лейтенант, подходя к ним и останавливаясь. — Потому что шеф только что именно это объявил по ТВ. И если он соврал, а мы облажались…
— То мы облажаемся ещё хуже, — договорил вместо него Рей. И на следующее же утро к своему недовольству обнаружил, что оказался прав.
Его телефон зазвонил на прикроватной тумбе, когда за клетчатыми шторами ещё царила кромешная темнота, а часы едва отсчитали пятый час утра.
— Агент Фернандес, просыпайтесь, — ворвался в его затуманенное сном сознание бодрый голос Дженис Уокер. — Через десять минут я буду у Вашего отеля. Спускайтесь.
— Зачем? — ладонью нажимая на горячий ото сна лоб, за которым от резкого пробуждения полыхнула боль, хрипло спросил Рей.
— Спускайтесь, — с нажимом повторила Уокер и положила трубку.
Когда, умывшись и заварив себе бесплатный отельный кофе, он вышел из отеля, асфальт тротуара и дороги оказался белесым из-за резко ударившего ночью мороза. Влага в мелких щелях и лужицы под наружными кондиционерами взялись коркой. Остро царапающий холод пробрался под одежду и пополз вверх, сначала отбирая всякую чувствительность у ног, затем у пальцев. Рей шмыгнул носом, обхватывая себя руками и стараясь шевелить стопами в ботинках.
***
Он стоял, ссутулившись, с покрасневшим носом и побледневшими губами. Дженис, пару минут назад отключившая печку, снова крутнула шайбу и ткнула кнопку подогрева передних сидений.
— Так зачем я всё-таки нужен? — вместо приветствия поинтересовался Фернандес, захлопнув за собой дверцу.
Дженис поморщилась и спешно бросила взгляд назад.
— Мне — не нужны, — рефлекторно сверяясь с боковым зеркалом, но видя в его отражении только пустую слабо освещенную улицу, ответила Дженис. — А вот лейтенант распорядился Вас привезти.
— Куда?
— Тише, — зашипела Уокер, снова оглядываясь. Из динамиков истерично запищало, и она раздраженно добавила: — Вот чёрт, пристегнитесь!
Рей Фернандес послушно протянул поперек себя ремень безопасности, а затем оглянулся вслед за взглядом Дженис. Эмори, к небывалому везению, крепко спал в своём кресле, укрытый любимым пледом до носа. Среда оказалась предельно неудобным днём для такого раннего вызова. Блэнкеншип всё ещё торчал в своей командировке, няня работала только после обеда. У Дженис не осталось другого выбора кроме собрать вещи и завтрак для сына и взять его с собой. Заметив — скорее ощутив, будто слабый шлепок — предельно удивленный карий взгляд, уткнувшийся в неё, она поспешила проговорить:
— Нашли тело задушенной девочки-подростка. Линч хочет, чтобы Вы на неё посмотрели.
Она силилась сделать тон ровным и сухим, не впускать в голос собственные сомнения. Будто, если не произносить вслух, то и не сбудутся опасения: убийца оставался на свободе, а Джонстон был не причастным придурком. Будто так не придется признать, что пророчество федерала, возможно, сбылось, и они действительно крупно и во всеобщее обозрение лажанули.
Ей не хотелось возвращаться к их вчерашней перебранке, но Рей Фернандес — она бросила на него несколько осторожных взглядов — и не выглядел самодовольно готовящимся напомнить, что он ведь говорил. Впрочем, его узкое лицо, слабо подсвеченное приборной панелью и ритмично падающим на капот светом фонарей, выглядело даже неодобрительно встревоженным. Он снова коротко посмотрел на задний ряд.
— Нет, — сказала она, когда Рей открыл рот.
— Что «нет»?
— Не хочу слышать о том, что ему не стоит сейчас здесь быть. Мне не нужны Ваши замечания насчет того, какой я детектив, и уж тем более, какая я мать.
— Вы об этом заговорили. Не я, — тихо парировал Фернандес и сделал глоток из принесенного с собой стаканчика. В запавшей после его слов паузе было отчетливо слышно, как внутри него перетекла жидкость.
Такая формулировка оказалась ещё хлеще и неприятнее, чем если бы он действительно высказал своё мнение. Тогда это были бы просто его слова, с которыми Дженис вовсе не обязательно было соглашаться. Но так он будто оголил её терзания, разбередил сомнения всех трёх лет жизни Эмори, когда Уокер не ощущала себя полноценной ни в одной из взятых на себя ролей и выбрать между ними тоже не могла. Ей не нужно было сейчас об этом думать. И не хотелось, чтобы эти переживания так легко транслировались наружу. Тем более, чтобы они транслировались Рею Фернандесу, даже в начале пятого утра собранному, аккуратному и деловому; своеобразному ходячему воплощению вашингтонских сухости, безжизненности и официоза.
— Заткнитесь, — рявкнула Уокер.
Со смешком федерал ответил:
— Я молчу уже минуту.
Это, словно катализатор химической реакции, привело к извержению злости за края установленных Дженис рамок благоразумия. Она раздраженно ткнула пальцем в кнопку, выключая обогреватель, но не ощущая от этой мелкой пакости нужного облегчения. Только ковырнувший изнутри стыд за эту мелочность.
Оставшееся время в дороге они провели в приглушенном шуме колес и урчании двигателя.
***
Ему не спалось. И всё вокруг было каким-то заостренным, усиленным. Громко тикали часы в коридоре, сипло дышала Дайна, вздыхал сквозняк в вентиляции, в лопатку впивался ком в старом матрасе, в горле скреблась жажда. Он отодвинулся от Дайны, убирая её руку со своего живота и, прислушавшись, на минуту замер.
Она пригласила его к себе под предлогом помочь со сборкой пришедшей ей по почте полки, а когда он ответил, что имел планы вплоть до возвращения в Фелтонвиль-Хауз вечером, коротко задумалась и предложила приехать позже. Она пообещала договориться насчет его отсутствия. Когда он спросил, сможет ли прийти к ней совсем поздно, она вскинула под ровную черную челку брови, но не спросила, насколько поздно или чем он будет заниматься.
— Я дождусь тебя, — сказала она. — Только приходи, ладно?
Он пообещал, что придет, но в какой-то момент почти передумал. Когда он постучался в её дверь после полуночи, думал, что она его уже не впустит, но Дайна открыла, провела его в свою тесную кухоньку, накормила его так сытно, как он давно не ел, а затем, конечно, не повела собирать полку. Ему не очень хотелось секса, но так, наверное, даже было лучше.
Ближе к утру, так и не сомкнув глаз, он встал и осторожно прокрался в ванную. Внутри со стен хаотично обвалилась плитка, формируя несимметричный кафельно-бетонный узор. В ванной растянулись ржавые подтеки, а на дне белое покрытие чугуна протерлось до черных пятен. По углам потолка расползлась черная влажная плесень. Находиться здесь почему-то было ещё неприятнее, чем в Фелтонвиль-Хауз.
Он подумал, что стоит вернуться туда на свою койку, и спешно оделся, но ноги повели его в обратном направлении. Сам не отдавая себе отчета как, даже не зная части обходного пути, по которому пошёл, он снова оказался под железнодорожным мостом.