Оглядываясь через несколько лет назад, — особенно, когда оглядываться будет Эмори — она не хотела видеть их нечастое время вместе заполненным работой над убийством. Когда-то это расследование подойдет к концу, она формулировала эту мысль в своей голове безо всяких сомнений, а вот жизни её и Эмори не закончатся. И сейчас она делала выбор, из чего та будет состоять. Из будничных счастливых моментов или из фотографий порезанных впивавшейся в кожу удавкой шей, разложенных на их обеденном столе.
Потому она убрала коробку в шкаф.
Пока Эмори спал, она убралась на кухне, в гостиной, своей комнате и ванной; достала и выбросила из холодильника то, что испортилось; открыла на проветривание окна.
В этой квартире на две спальни они жили последние два года. Дженис удалось снять её относительно свежей после ремонта. Квартира находилась в старом кирпичном доме, а оттого внутри было тихо и довольно тепло. Окна здесь были большими, наполнявшими комнаты светом. Это было приятным контрастом с теми тесными и темными кондоминиумами, в которых Уокер доводилось жить прежде. А главным плюсом были стиральная и сушильная машинки, установленные в самой квартире. Они стояли за платяными дверями в коридоре и рядом с ними было достаточно места чтобы заталкивать туда весь тот бардак, терпения созерцать который у Дженис не оставалось, но и сил разобраться с ним как следует, не хватало. А ещё порой она пряталась там от сына и в уютно ограждающем ее шуме вращающегося барабана горько плакала от усталости, обиды и страха.
Когда Блэнкеншип женился, — слишком быстро в понимании Уокер после их расставания — ей пришлось непросто. С одной стороны, у неё всегда было неясное ощущение, что он — не её, будто временный или подменный. С другой стороны, до его женитьбы они будто были на одинаковых исходных позициях, вот только Оуэн с поданным сигналом двинулся вперёд, а Дженис застряла на стартовой линии.
Она не была сторонницей поиска причин всех комплексов, трудностей и изъянов в детстве и отношениях с родителями, но в этом случае считала, что не умела строить что-то прочное с мужчинами именно потому что никогда не видела примера такого прочного у её матери. Впрочем, она не помнила и никаких временных интрижек. Так, будто мать или тщательно от Дженис их скрывала, или всегда была одинокой. И Уокер впитала это понимание, что одиночество не было смертельным, а так, легко выбирала его среди других возможных вариантов.
Вот только и приятного в одиночестве было мало. Особенно остро это ощущалось в безысходности вроде той, когда Дженис приходилось брать Эмори с собой на работу; или когда она заболевала и не имела никаких сил заботиться о себе; или когда в праздники оставалась совсем одна, потому что Блэнкеншип забирал Эмори к себе. Порой, утирая градом катящиеся слёзы и давясь своей неясно сформулированной обидой, Уокер уговаривала себя, что пока просто не встретила правильного человека. Но, если возвращалась к этой мысли без истерик, понимала, что за двадцать восемь лет успела выработать столько одиноких привычек, что едва ли была бы в состоянии ужиться с этим пресловутым правильным человеком, если он действительно где-то существовал.
========== Глава 15. Бессилие. ==========
Едва Дженис Уокер поднялась в отдел, ей позвонили снизу и сообщили, что пришла миссис Чейз, мать первой жертвы.
— Прошло две с лишним недели, — напомнила она. — Вы хоть что-то выяснили?
Было начало рабочего дня. В коридоре было людно: менялись смены патруля, отмечались у дежурного детективы и инспекторы. Дженис оглянулась в поисках пустого угла, но такого в понедельник утром в управлении не было.
— Боюсь, мэм, я не могу обсуждать с Вами расследование, — ответила она.
Миссис Чейз смерила её недовольным взглядом, кривя губы и презрительно поинтересовалась:
— А Вам в помощь не хотят назначить более опытного детектива?
Было что-то, к чему Уокер, наверное, привыкнуть не могла, сколько бы раз с этим ни сталкивалась. Будучи патрульным офицером, она всегда приходила в бешенство, когда ей вслед группки не доросших бездельников свистели и улюлюкали, выкрикивая, что любят девочек в формах. Едва сдерживалась, когда во время задержания разбушевавшихся пьяных быков, те швырялись в неё оскорбительным — не было ли её место на кухне. И замечания по поводу возраста тоже неизменно задевали.
Но если подросткам она могла пригрозить арестом за хранение марихуаны, а арестованным до острой боли заламывать руки, надевая на них наручники, то матери Сандры Чейз ничего едкого в ответ сказать не могла.
— Над этим делом также работает специалист из ФБР, — сообщила Дженис.
Миссис Чейз оживилась.
— Я хочу поговорить с ним!
— Слушайте, он тоже не станет говорить о ходе расследования. Если у Вас есть какие-то сведения, которые Вы считаете важным сообщить, можете передать их мне. Если же нет, простите, но меня ждет работа.
Голос Дженис звучал, вероятно, слишком колко. Потому что миссис Чейз вдруг переменилась в лице. Глаза застелила влага, она потянулась и ухватила Уокер за руки, её ладони оказались ледяными.
— Пожалуйста, — очень слабо проговорила она. — Это же моя девочка, моя доченька.
— Да, мэм…
— У вас есть дети?
— Есть, мэм.
— Вы ведь понимаете меня?
Дженис высвободила одну руку и накрыла ею судорожно вцепившиеся в неё пальцы женщины.
— Миссис Чейз, послушайте. Это дело в приоритете у меня, у всей полиции Филадельфии и даже у ФБР. Мы делаем всё, что можем.
Она кивнула, и от этого движения слеза сорвалась с века и побежала по щеке.
— Это правда, что он убил и ту… третью девочку?
Дженис лишь открыто заглянула в её потускневшее от горя лицо, не имея права отвечать.
— Вы хоть узнали, как её зовут?
Уокер кивнула.
Её имя сообщили родители после того, как три дня прокручивания фото по локальному телевиденью ни к чему не привело, и было принято решение выставить снимок в выпуск новостей общенационального канала. Третью жертву звали Реджина Стоун, через месяц ей должно было исполниться четырнадцать. Она сбежала из дома в Лексингтоне, штате Кентукки, почти год назад. Родители даже не знали, что она добралась так далеко.
Но ничего из этого произнести вслух Дженис не могла, а потому только крепче сжала пальцы миссис Чейз.
***
— Это надолго? — спросила Дайна и насторожено выглянула из окна на здание полицейского департамента.
— Нет, — коротко ответил он и, едва машина окончательно остановилась, спешно выскочил.
При ближнем знакомстве Дайна оказалась расшатанными эмоциональными качелями, которые не находились в состоянии покоя никогда, а любая незначительная мелочь могла вынести её в срыв.
Сегодня была его плановая встреча с инспектором, где он должен был только появиться, ответить на несколько со скукой заданных вопросов и убраться до следующей назначенной даты. И он планировал использовать эту необходимость для того, чтобы наконец узнать, где жила Дженис Уокер. Но Дайна настояла на том, что отвезет его сама. Ему были нужны её машина и благосклонность, а потому пришлось согласиться.
Такой контроль — полицейский инспектор и адаптационный центр Фелтонвиль-Хауз — назначили ему после освобождения, потому что он был рецидивистом. Его первый тюремный срок в сравнении со вторым был короткой приятной прогулкой, а освобождение после него было настоящим — едва он ступил за ворота колонии, он был абсолютно волен делать то, что хотел. Во второй раз приговор оказался жестче, и отбыв его, он всё ещё не был свободен.