В руку Дженис кто-то сунул бутылку холодной воды, и она сначала сделала два жадных глотка, а потом оглянулась. Рядом оказался Рей Фернандес. В своём черном пальто и с особенно выразительными черными глазами на фоне, казалось, ещё больше утончившегося лица, он был похож на пришедшего за душой Британи Мэннинг темного ангела смерти.
— Он перешёл на девочек, — возвращая бутылку, слабо выговорила Уокер.
— Нет, не думаю. Дело не в возрасте, а в его азарте. Он повышает ставки, повышает сложность. Сначала первый этаж, потом — десятый. Неделю назад улица совсем рядом с проезжей частью, где его могли увидеть. Теперь… — он не договорил и только красноречиво покосился поверх плеча на открытую заднюю дверь.
— И что дальше?
Фернандес глубоко вдохнул, будто собираясь с силами, чтобы ответить:
— Не знаю.
Уокер ощутила в глазах неожиданное, несвоевременное жжение. Она дважды моргнула, пытаясь его прогнать, но вместо этого глаза затянуло влагой. Дженис отвернулась.
— Я никогда его не поймаю, — полушепотом озвучила она то, соглашаться с чем даже в мыслях себе запрещала. — И потеряю ещё много ни в чем не повинных девочек.
— Это не Ваша вина.
Она не хотела этого слышать, потому что это было, безусловно, ложью. И не хотела, чтобы он видел её слёзы, а потому, почти ничего перед собой не различая, шагнула вперёд, но Фернандес преградил ей дорогу.
— Это. Не. Ваша. Вина. — Повторил он твёрдо и строго. Уокер ощутила на своих плечах его крепкие руки, он сжал её и встряхнул. — Вы меня слышите, детектив?
Она попыталась высвободиться и отвернуться, потому что влага в глазах становилась тяжелее и грозилась вот-вот политься слезами, но он её не выпустил.
— Вы — не всесильная, — наклоняясь к ней, заглядывая прямо в лицо, сообщил Фернандес. — И он — тоже. Он обязательно совершит ошибку, и мы его найдём.
— Сколько ещё трупов потребуется, прежде чем это случится?
***
Всё было иначе. Не было в карьере Рея Фернандеса двух похожих убийц и двух похожих стилей, встречались те, кто совершенствовались в процессе и те, кто, наоборот, теряли бдительность. Но с этими убийствами в Филадельфии всё было совершенно по-другому — так, как он не представлял возможным. Убийца охотился часто, без какого-либо отслеживаемого ими графика, без четко обозначенных предпочтений. Оставленные ими тела отображались разрозненными точками на карте города, не формируя никакой определенной зоны. Это был вызов, от которого Рей — и он ощущал тревожно знакомые симптомы — медленно сползал с катушек. Как и Дженис Уокер.
Она была права: такими темпами им потребуются месяцы, если не годы, чтобы поймать этого сукиного сына. А с его голодом это означало десятки, сотни жертв.
Вечером среды Рей принял решение, к которому, по правде говоря, уже склонялся несколько вечеров кряду — не прерывать командировку, не возвращаться домой на праздник. Когда после непростого телефонного разговора он вернулся в их своеобразный штаб, там оставалась только детектив. Все остальные уже ушли. Было довольно пустынно и в остальном отделе. Одним из последних уходил лейтенант Линч.
Он заглянул к ним, чтобы спросить:
— Какие результаты?
И Дженис Уокер глухо отозвалась:
— Никаких.
— Моя жена ничего не хочет слышать о работе в День благодарения, — сообщил Линч. — И, клянусь, она подаст на развод, если я выйду завтра из дома. А потому давайте-ка так: вы оба приедете к нам на обед, а потом мы вместе всё это обмозгуем. И, Уокер, привози с собой Эмори. Будут мои внуки, ему будет с ними весело.
И прежде, чем кто-то из них успел дать какой-то ответ, лейтенант махнул рукой и скрылся за дверью.
Для Фернандеса это было простое решение: во-первых, он собирался продолжать работать, а делать это в управлении, у себя в номере или в гостях у лейтенанта — не имело значения; во-вторых, он успел порядком устать от острых супов и рисовой лапши с экзотическим набором говяжьих вырезок, он не отказался бы от запеченной индейки; в-третьих, пусть домой он не возвращался, оставаться в праздник совсем одному тоже не хотелось.
А потому в четверг Рей перезвонил Линчу, спросил, не нужно ли что-то привезти с собой и уточнил адрес. У дома, действительно оказавшегося неприятно близко к Пелхам-Роуд, стояло довольно много машин, и среди них знакомый серый крайслер детектива.
Когда Фернандес постучался в дверь, ему открыла невысокая полненькая женщина с румяными щеками и в перепачканном мукой переднике.
— Здравствуйте, мэм, — сказал он, протягивая ей последний найденный в супермаркете по дороге захудалый букет традиционных хризантем. — Я Рей Фернандес, агент ФБР. И Ваш муж…
— Проходите, — подхватив букет вместе с его рукой, она втянула его внутрь, в густой карамельно-тыквенный запах и гул голосов.
За тридцать девять лет жизни Рей впервые оказался в настолько хрестоматийном праздновании, которые прежде видел только в кино и рекламных роликах супермаркетов. Вопреки тому, что он ответил Дженис Уокер в первые минуты их знакомства, он всё же происходил из семьи мексиканских эмигрантов, и День благодарения для них был лишь возможностью купить не распроданную вовремя индейку со значительной скидкой. Тушек брали сразу несколько, замораживали и потом постепенно скармливали Рею в течение следующих месяцев. Позже, с основанием собственной семьи Фернандес пытался привнести какие-то общенациональные традиции в свой дом, но они не очень приживались и точно не включали в себя большого семейного собрания.
Вокруг стола, составленного из нескольких, накрытого двумя большими скатертями, заставленного едой до отказа, сидели несколько поколений семьи Линч. Рей передавал клюквенный соус в хрустальной вазе, когда его просили до него дотянуться, уплетал картофельное пюре прежде, чем то успевало остыть и с любопытством наблюдал за детьми, их мужьями и женами, за внуками лейтенанта, за ним самим и за его женой. Дженис Уокер, сидевшая с Эмори на коленях рядом с Реем, тоже казалась притихшей и растворившейся в атмосфере. Она отдала сыну вилку, которой тот уверенно орудовал, доставая себе еду из их тарелки и изо всех соседних, а Дженис только изредка тянулась поверх его головы и двумя пальцами выхватывала из салата кубики овощей.
— Детектив, Вам что-нибудь передать? — предложил ей Фернандес, и к собственному удивлению — он был уверен, что останется едва услышанным в перекрестно ведущемся поверх стола многоголосом разговоре — оказался окликнутым миссис Линч.
— Ну что это такое! Вы не на работе, а на семейном обеде. Не хочу слышать никаких «детектив», «лейтенант» и «агент», ясно? Просто Фрэнк, Дженис и… — она замешкалась, и Фернандес подсказал:
— Рей.
— Рей, — обворожительно улыбнувшись, повторила она. — Точно. Простите. До пенсии я работала учителем в младшей школе и каждый год была способна выучить не меньше сотни имен новых учеников, впрочем это осталось в прошлом. Но Вы меня поняли?
— Да, мэм, конечно.
— И чего же Вы ждете, молодой человек? — она вскинула брови.
Фернандес хохотнул тому, что ничего учительского, на самом деле, в прошлом не осталось, и повернулся к Уокер. Та широко улыбалась и с интересом на него смотрела. Он исправился:
— Дженис, тебе что-нибудь передать?
— Нет, спасибо, — со смешком ответила она.
— Рей! — подсказала со своего края стола миссис Линч, и Дженис послушно проговорила следом:
— Рей.
Когда детям надоело сидеть смирно, от индейки остался только скелет, а в графинах не осталось яблочного сидра, Фрэнк Линч провел их с Уокер в подвал — светлое помещение с низким потолком и едва уловимым запахом влаги, где стоял большой затертый диван, старый пожелтевший холодильник и что-то похожее на барную стойку, сбитую из грубых досок. В этом мужском убежище у лейтенанта оказались запасы холодного пива.