Заподозрив жителей Ивановки в связи с партизанами, каратели до основания снесли мирную деревню ураганным артиллерийским огнём. Из-под обугленных развалин онемевшие от горя и гнева партизаны вытащили около трёхсот трупов детей, женщин и стариков.
— По коням! — скомандовал тогда Кротенков.
Партизаны настигли роту карателей.
В ожесточённой рукопашной японский офицер изуродовал Фёдору Ивановичу левую щёку шашкой. Фёдор Иванович приподнялся на стременах, вырвал у самурая шашку и наотмашь развалил его от плеча до пояса.
Чтобы скрыть шрам, Фёдор Иванович отрастил бороду, и с тех пор, несмотря на то, что ему не исполнилось и тридцати пяти лет, его стали звать Дедом.
Командир пограничников Семён Кузнецов ехал бок о бок с Кротенковым. По его уверенной, лёгкой посадке Фёдор Иванович сразу определил, что Кузнецов бывалый и смелый конник.
— Трудновато тут будет, — сказал командир, глядя на разлапистые кедры, кондовые ели и могучие ясени, переплетённые тугими лианами, прогнувшимися под тяжестью снега.
— Зато летом красота, — оживился Дед. — Летом сопки, словно бабы на ярмарке, — все в цветах. Дожди у нас щедрые — каждая капля с ягоду, потому и растения буйные. А воздух, чуешь, какой! Нигде такого духовитого воздуха нет!
Федор Иванович сразу догадался, о чём думает молодой чекист: шутка сказать, охранять участок границы длиной в тридцать вёрст, по полторы версты на брата!
Неожиданно лошади остановились. Кузнецов натянул повод и почувствовал, что его Серко дрожит.
Кротенков поспешно снял с плеча винтовку. Командир знал, что тот зря ничего не делает, и, не мешкая, последовал его примеру. Дед привстал в седле и подался вперёд, держа палец на спусковом крючке.
«Назаровцы!..» — Кузнецов поднял левую руку, чтобы предупредить ехавших сзади бойцов.
— Погляди на снег, — прошептал Фёдор Иванович.
На снегу виднелись отпечатки огромных кошачьих лап. Тигр.
В безмолвном ожидании прошло несколько секунд. Наконец, Дед спокойным жестом перекинул ремень винтовки через плечо.
— Поехали! Во-первых, нас много, а во-вторых, он сыт: он тащил кабанчика, видишь — кровь на снегу…
Лошади все ещё волновались, но послушались команды и взяли шаг.
— Коней береги, — посоветовал Дед Кузнецову. — Тигры очень до них охочи. У нас в позапрошлом году самец с самкой трёх коней в одну ночь загрызли.
…На место прибыли на десятые сутки к вечеру. Дед вывел отряд по Золотой пади прямо к старому пограничному кордону. Кузнецов сказал, что кордон теперь будет называться заставой.
— А почему этот овраг зовут «Золотым»? — спросил он, разглядывая извлечённую из походной сумки карту-двухвёрстку.
— Не овраг — падь, — поправил Фёдор Иванович, — Золото тут раньше казаки мыли.
— Отлично! Богатое, значит, место. А речка как называется? — командир указал на текущую по дну пади шумливую незамерзающую речку.
— Тоже Золотая.
— Ну, значит, и заставу так назовём…
Речка, давшая, таким образом, название заставе, быстрым, озорным ручьём появлялась в отрогах приграничного хребта, причудливо крутилась между сопками и, перерезав заболоченную низину, впадала в большое озеро.
Застава помещалась в верхнем течении речки, где ширина её не превышала и трёх сажен. В обрамлённые снегом воды смотрелись низкорослые дубы с уцелевшими кое-где ржавыми листьями, клёны, длинные и корявые дикие яблони, насторожившиеся ели.
Заставу — низкий, вытянутый в длину бревенчатый дом — окружало несколько приземистых хибарок.
— Это конюшня, это баня, а то склад, — пояснил Дед.
— Была когда-то конюшня, — мрачно изрёк командир, осматривая полуразвалившееся строение.
— Руки приложить придётся, — подтвердил Фёдор Иванович, — зато дом крепкий. Мы в двадцать первом году тут месяца два стояли.
«Крепкий дом» оказался не в лучшем состоянии, чем конюшня: стёкла в окнах выбиты, двери сорваны с петель, печка сломана. Однако выбирать было не из чего, и, заткнув окна мешками и еловыми ветками, пограничники легли спать.
— Золото, одним словом, — пошутил красноармеец Панюшкин, располагаясь с товарищами на запорошённом снегом полу.
Кузнецов напомнил, чтобы никто не вздумал петь или зажигать спичек (поблизости могли быть бандиты), и назначил четверых бойцов, из тех, что потеплее одеты, часовыми.
— Пойдём, Фёдор Иванович, побеседуем, — сказал он Деду, сделав все нужные распоряжения.
Они вышли на свежий воздух. С трёх сторон к заставе подступала тайга. Щетинистые тёмносизые сопки высились вокруг. Золотая падь шла перпендикулярно границе, ветры настойчиво дули вдоль неё, будто в гигантской трубе, отчего снега тут было совсем мало.