— Гражданин, вы потеряли…
Железнодорожник оглянулся.
— Что вы говорите?
Ермолай наставил на неизвестного винтовку.
Железнодорожник медленно поднял руки и удивлённо спросил:
Железнодорожник медленно поднял руки…
— Ты что это, батенька, играть вздумал?
Сознание возможной ошибки заставило Серова покраснеть, но он упорно стоял на своём.
— Доставайте документы, бросайте сюда! — топнул Ермолай о землю.
— На разъезд надо, опоздаю, — сказал железнодорожник, засовывая руку в карман.
В отдалении прогудел паровоз.
— Слышишь? Опоздаю.
Незнакомец собрался было вытащить руку, но Серов переменил решение:
— Не вынимай руку!
Ему показалось, что карман у железнодорожника как-то странно оттопырился, — возможно, там пистолет.
Вторично, уже совсем близко за сопкой, раздался гудок паровоза.
— Я опоздал. Вы будете отвечать, — вновь переходя на «вы», сказал железнодорожник. — Я обходчик пути, меня ждут на сто пятой дистанции.
Он назвал поселок, из которого шёл, фамилию председателя поселкового совета. Если пограничник бывал в посёлке, то должен знать и его тестя Филиппа Сорокина — дом его под зелёной крышей.
Ермолай молча слушал и соображал, что ему делать. Не проверив документы, вести железнодорожника на заставу? Но какие основания задерживать человека далеко от границы, основываясь на одних предположениях?
— Зачем вы лазили по болоту? — неожиданно спросил Ермолай.
Железно дорожник глянул на свои сапоги и на сапоги Серова.
— Я поливал огород.
— Пойдёмте!
— Никуда я не пойду. Проверьте документы, — намереваясь вынуть руку из кармана, рассерженно проговорил железнодорожник.
— Не вынимайте руку! Пойдёмте!
— Куда же это идти? — глядя на винтовку, спросил обходчик.
— Откуда пришли. Пойдём болотом.
— Я не шёл никаким болотом, — делая несколько шагов, проговорил обходчик.
— Левее, — указал Ермолай движением винтовки в сторону тайги.
— Пойдёмте до разъезда, там вам сразу скажут, кто я такой.
— Левее! — настойчиво повторил Ермолай, — Ваш след, идём по вашим следам, — сказал он, мельком взглянув на отпечатки копыт.
— Вам это так не пройдёт! — проворчал обходчик, отстраняя упрямую ветку. Согнутая ветка с силой выпрямилась, ударив по лицу идущего сзади Ермолая. Ермолай невольно зажмурился. Только на один миг кустарник скрыл от него фигуру задержанного. Серов стремительно присел, и тотчас в ствол ели, чуть повыше его головы, впилась пуля.
Ермолай один за другим разрядил два патрона и, резко оттолкнувшись, прыгнул в сторону.
Шум кустарника указывал направление, по которому бежал «обходчик».
«Шпион»! — Ермолай послал ему вдогонку ещё две пули и укрылся за стволом берёзы.
Три пули ударились в дерево с противоположной стороны, одна из них прошла почти насквозь, отщепив кусочек древесины.
— Дальше болота не уйдёшь! — прошептал Ермолай, поняв, что обходчик взял круто влево…
Все остальное, по рассказу Серова, было совсем обычно. В болоте он ранил нарушителя в ногу, и тот едва не захлебнулся, будучи не в силах выбраться из воды, Серов связал раненого по рукам и ногам веревкой, которую всегда носил при себе, и вытащил на сухое место. На пути не было никаких селений, и оставалось одно: взвалить нарушителя себе на спину и тащить. Отдыхая каждые пять минут, Серов прошёл последние восемь километров за восемь часов. Из своих рук поил врага и два раза делал ему перевязку.
— Но почему вы решили, что именно он шёл на копытах? — спросил комендант.
— От болота я вернулся на опушку — копыта лежали там в кустах.
— А как же вы их разыскали?
— Он сам показал, понял: я помер бы вместе с ним в болоте, а без копыт на заставу не пошёл, — улыбнулся Ермолай.
— Выходит, вы тащили его обратно?
— Тащил.
— Выходит, выходит… вы тащили его… восемь плюс два и ещё два, всего плюс четыре… вы тащили его двенадцать километров?
— Так те же не в счёт, товарищ капитан, они обратные, — искренне изумился Ермолай…
Счастье Петра Орлова
Никогда ещё Пётр Орлов не попадал в такое отчаянное и едва ли не безвыходное положение. Цепко, до боли в ногтях, ухватившись левой рукой за острый гранитный зубец — в правой был автомат, — он всем телом прильнул к шершавой, почти отвесной скале. Носок правой ноги упирался в небольшой выступ, левая висела над бездной. Подбородок и губы уткнулись в выщербленную, бугристую поверхность гранита.
Приклад автомата, каким-то образом оказавшийся между скалой и грудью, сдавливал рёбра. Солнце пекло обнажённую голову, пот застилал глаза, а Пётр не только не мог стереть пот — он боялся пошевелиться.
Прошло не больше минуты, а рука занемела: разве хватит сил продержаться так хотя бы ещё четверть часа?!
Ощущение смертельной опасности — она долго и настойчиво подстерегала его и обрушилась совсем не с той стороны, с какой он ее ждал, — а главное, сознание того, что он может бесцельно погибнуть, опалили мозг. Неужели врагу удастся уйти?
Мысль эта представилась до того невероятной, чудовищной, что Пётр вмиг забыл об опасности. Он, словно наяву, увидел жуткую картину: гигантский взрыв, плотина взлетает на воздух, река неудержимым водопадом устремляется в долину, тревожные гудки сирены, разрушенные заводы, стоны утопающих, и всему виной он — Пётр Орлов, которому верили, на кого надеялись, в ком не сомневались.
Словно тысячи людей смотрели на него сейчас. Во взглядах их были осуждение, негодование, гнев. Как ты это допустил? Как ты смел это допустить?!
— Нет, нет, — прошептал Пётр пересохшими губами. Отчаяние сменилось решимостью.
Прежде всего надо выяснить обстановку. Он слегка откинул голову и взглянул вверх.
Гребень утёса загораживал вершины уходящих к востоку хребтов, и Пётр увидел лишь бездонную, густую синеву южного неба и лениво громоздящиеся друг на друга облака.
Прижавшись к скале ещё плотнее, он повернул голову вправо и увидел южную вершину. У её крутых склонов, покрытых вечным снегом, собиралась сумрачная, тёмносизая туча — верный признак приближающейся грозы.
А внизу? Что внизу?
Всё так же осторожно Пётр глянул через плечо и невольно зажмурился: скала, на которой он еле держался, нависла над такой глубокой пропастью, что протекавший по её дну бурный поток казался отсюда, сверху, неподвижной серебряной лентой.
Поборов чувство страха, Пётр снова глянул в бездну. Метрах в семи под ним над ущельем парил орёл. Ещё ниже и чуть правее на небольшой скалистой площадке темнело гнездо, сложенное из хвороста и высохшей травы. На краю гнезда что-то ярко зеленело.
Увидев орла, Пётр ещё отчётливее ощутил всю исключительность своего положения: орлы строят гнёзда лишь в самых недоступных местах. Но что это там зеленеет?.. Фуражка! Моя фуражка?!
…Минут пять назад Орлов полз по гребню угрюмого гранитного утёса. С трудом волоча распухшую ногу, сжимая в руке автомат, он настороженно осматривал находящуюся с правой стороны впадину. Солнце спешило к закату, и через каменистую впадину протянулись длинные зубчатые тени. Где-то там враг! За время погони Пётр не раз мог убить его, но лишь ранил — врага необходимо захватить живым.
Карабкаясь на утёс, Пётр не сомневался: путь избран правильно. Только с этого утёса и возможен спуск по северному склону малого хребта в долину, куда, безусловно, и стремится враг, спуск невероятно трудный — крутой склон изрезан глубокими трещинами, — но всё-таки спуск! Когда же обнаружилось, что на утёсе нет никого, Пётр понял: враг ошибся и пошел по впадине. Как же теперь поймать его? Где он спрятался?
Будто в ответ на мысли Петра внизу, между глыбами камня, метнулась знакомая высокая фигура. Пётр вскинул автомат, но на этот раз враг успел выстрелить первым и исчез.