Кантор взглянул на часы, прыгнул на водительское сиденье, и укатил.
Билли и Джефф вошли в густую тень Мулер–Билдинг.
Глядя вслед удаляющимся приятелям, Рен сказал убежденно:
— Это он! Он должен сыграть шерифа! И он сделает это.
— Как ты себе представляешь это? — улыбнулась Пипа.
— Еще не знаю…
Режиссера ждал его великолепный ярко–вишневый с хрустальными дверцами и корабельными фонарями паромотор «Картер Льюис Берг». Водитель сидел на своем месте, а два лакея натирали медные и посеребренные детали, будто те и так уже не горели двуцветным огнем.
Рен и Пипа сели в салон, а два лакея вскочили по две стороны и чуть позади водителя.
Рен стукнул набалдашником трости в перегородку и сказал в переговорную трубку, чтобы его везли во дворец Совета землевладельцев.
Выступление Греи он собирался смотреть уже четвертый раз и, по язвительному замечанию Пенелопы Томбстоун, «повредился умом».
Оставшись один в кабинете, Оран Ортодокс Мулер повернулся в кресле к окну и смотрел некоторое время на город. Потом, опустив глаза, он наткнулся на ведерко с торчащей из него щеткой, забытое подле окна.
— Что все это значит? — сердито проговорил он, будто ведерко с мыльной водой могло дать ему ответ.
* * *Засада на человека–саламандру была устроена самым правильным образом. И даже еще лучше. Потому что антаер Альтторр Кантор из Лонг–Степ не хотел рисковать. Он должен был с гарантией заручиться возможностью встретиться с этим таинственным демоном.
И теперь Кантор спешил к дому портного.
А портной провел человека–саламандру из рабочей части своего дома в жилую — в квартиру, имевшую выход в другой подъезд.
Он остановился перед широкой дверью, кликнул одного из подмастерьев и велел принести калиновки.
— Здесь помещается мое увлечение. Моя тайная гордость. И думаю, что вы не такой человек, кто сочтет меня безумцем и поднимет на смех.
Рейвен несколько принужденно, но одобряюще улыбнулся. За дверью могло оказаться все что угодно. И пусть портной не производил впечатление человека опасного, но кто знает, какие черти обитают в тихих омутах?
— Как вы относитесь к историям о путешествиях? — спросил портной.
— Я и сам в известной степени путешественник, — с некоторым облегчением ответил гость.
— Я так и подумал. Так и подумал. Прошу вас.
Он решительно отодвинул широкую створку двери, и Рейвен издал что–то вроде боевого клича. Этот необычайный звук вдохновил мастера.
Сказать по чести, открывшееся в обширной зале зрелище трудно поддавалось охвату одним взглядом, но стоило и куда более крепких восклицаний.
На огромном столе была выстроена диорама. Полукруг стены позади нее был искусно расписан уходящим вдаль пейзажем. В небе плыли облака цвета сливочного мороженого, носились диковинные птицы и величественно висели фантастические термопланы.
А исполинский стол, на котором был даже не ландшафт, а ландшафты, покрывали трава и деревья, дороги и здания, фантастические машины и крошечные персонажи, занятые разнообразными делами. Все было выполнено с изумительной тонкостью и детализацией, что выдавало величайшее мастерство, исключительное трудолюбие и невероятную фантазию.
Здесь были война и мирный труд, путешествия и приключения, диковинные существа, невероятная техника и фантастические дальние страны. Синдбад спятил бы от зависти, только предположив, о каких приключениях повествуют эти сюжеты, а легендарный Алан Квотермейн утопил бы ружье в Лимпопо и отправился на покой, собирать бутылочные этикетки.
— Как видите, главным источником вдохновения служат мне истории о путешествиях великолепного Криса Асбурга Джума, — сказал мастер Максимилиан скромно.
— Изумительно, — пробормотал Рейвен.
— А изготовлено все из того материала, который ближе всего моему ремеслу. Да, все здесь из ткани, волоса, ниток.
Немного клея. Немного красок… Впрочем, красок и лаков довольно много…
— Что — и рельсы, и колеса поезда тоже из ткани?
— Рельсы и колеса кожаные. Макеты механизмов из шелка на проволочном каркасе.
— А люди? — Рейвен присел на корточки, всматриваясь в человечка размером с палец.
— Проволочный каркас заменяет скелет, форма тела вырезается из кожаных пластин нужной толщины и обматывается тончайшей шелковой нитью на клей. Одежда сшита из самого дорогого, самого тонкого шелка.