— Нет, — сказал себе Флай, глядя через наклонное окно каюты на редкие огоньки, проплывающие в темноте под гондолой термоплана, — не все изменилось.
Вызвав стюарда, Флай заказал себе обильный ужин. У стюарда это вызвало смешанные чувства: с одной стороны, клиент, который много ест, — хороший клиент, но с другой — поздний ужин предполагает умеренность.
Пассажир же, не заботясь о том, чтобы производить хорошее впечатление, принялся за принесенные кушанья. Он не торопился набивать желудок и наращивал темп постепенно. Начал с кислого молока, зелени, сыра, потом перешел к мясу.
Он заказал блюда, требовавшие минимум кулинарных ухищрений, соусов и приправ. Самым сложным блюдом здесь было мясо с кровью.
Флай предупредил стюарда, что за грязной посудой раньше утра приходить не нужно, а утром попросил сразу подать то же самое. Возможность восстановить силы нужно было использовать в полной мере. Как он расплатится за ужин, Флай уже знал.
Все сложилось удачно. И вот Флай уже в столице.
Газовые фонари покачивают тенями на мостовых. Флай слоняется под дождем… Вдыхает воздух свободы.
Крылатые и хвостатые — фейери, некстеры — живут в этом мире наравне с людьми. Как жили бы вампиры, если бы существовали на самом деле. Они прикидываются людьми, даже ведут бизнес — мелкий и средний.
Они чаще всего держатся вместе, чтят какие–то свои, малопонятные другим традиции, пробавляются торговлишкой и не жалуются на свою тяжелую судьбу. В столице их немного…
Человек издавна строил города. Никогда прежде не создавалось ничего подобного славной столице Мировой Державы, соединившей и приведшей к достойной жизни многие малые и большие народы Европейского полуострова, архипелага Англов и берегов Теплого моря.
Россыпью парков, сплетеньем улиц, жемчужинами дворцов лежал на теле континента великий город — Mock–Way–City.
* * *…Триста восемьдесят четвертый не был оратором, но и не относился к тому типу молодых людей, которых один вид несомненно красивой представительницы прекрасного пола делает косноязычными мямлями, равно как он не относился и к тем, кто обретает в подобной ситуации агрессивное красноречие. Да и форма, впрочем, обязывает.
Перед Леной стоял огромный молодой, красивый парень, похожий на Кристофера Рива, одетого вместо трико супермена в незнакомую форму, улыбался, слегка склоняясь к ней почтительно, и говорил нечто сложное… Неудивительно, что девушка растерялась. Тем более что в ней жил воспитанный с детства вечный страх перед блюстителями закона. Она понимала, что он помощь предлагает, но слышалось невольно что–то вроде:
— Документики предъявим, гражданочка. Нету документиков? Ну что же вы так? Проследуем в отделение.
Привычный ей милиционер хоть и являл собою олицетворение власти победившего хама, пардон, социализма, но все же вызывал какое–то уважение. За серой формой и фуражкой с красным околышем стояла могучая советская империя. За ним тянулся шлейф положительных ассоциаций, от обаятельного «дяди Анискина», до ЗнаТоКов, которые так умело ведут следствие… Хотя, конечно, проверочки документиков, даже если с ними полный порядочек, советский гражданин опасался с замиранием сердца.
Удивительно, как все же сочеталось в советском человеке ощущение стабильности и защищенности, вера в силу своей страны и понимание, что она зависима.
Это двойственное ощущение было и у Лены, несмотря на то что она довольно долго прожила в Великобритании — стране самого развитого и самого «загнивающего» империализма. Она видела, как красиво и многоцветно «загнивал» британский капитализм, как монохромна и бедна была жизнь в СССР, но продолжала искренне полагать, что у них–то будущего нет, а у нас есть, и не какое–то там, а непременно светлое.
Полицейский, подошедший к ней, был врагом или другом? Если у них тут капитализм, то полисмен — проводник власти эксплуататоров и притеснитель. Если же они здесь строят коммунизм, то это, очевидно, народный милиционер — по определению друг народа… Но она–то — чужая здесь, к тому же без документов, и милиционер должен сдать ее как шпионку куда следует…
Разумеется, девушка не рассуждала об этом. Весь сложный комплекс переживаний жил в ней на уровне эмоций, догадок, озарений. Она просто несколько растерялась, не зная, как себя вести, как реагировать.
А симпатичный полисмен улыбался и ждал ответа.
Что же ему отвечать?
Первое, что она смогла выдавить из себя, — что помощь ей вообще–то не нужна. Однако ей кажется, что она заблудилась, и если бы ей кто–то напомнил, до какой конечной станции идет поезд, и далеко ли это, то она будет весьма признательна.