Торнтон осмотрелся.
Никаких следов, кроме нескольких пятен крови, на досках палубы не было. А его случайный пассажир вел себя странно. Он стащил с себя брюки и ботинки.
—Что вы де… — начал было он, но тут, когда пассажир скинул рубашку, он и увидел разом и удлиняющийся на глазах хвост, и распрямляющиеся стремительно чешуйчатые, стрекозиные крылья.
— Ох! — сказал Торнтон. — Да ты эльф!
Жуткое зрелище мифического существа поразило его сильнее, чем удар кулаком.
Много страшных сказок рассказывали о них. Они фигурировали в наиболее драматических легендах и апокалиптических предсказаниях.
— Ох! — сказал он, не в силах отвести взгляд от омерзительной твари, которая, шлепая босыми ногами по доскам палубы, собирала свои вещи и запихивала их в узел, сделанный из дафлкота.
Но вот тварь повернулась к нему.
Особенно впечатлили в этот момент Торнтона не хвост и крылья, а непристойно болтающиеся совершенно человеческие половые органы. Это было выше сил.
— Благодарю за помощь, дружище, — сказала тварь, — я дважды в долгу перед тобой!
— Как скажешь… — промямлил Торнтон.
Крылья завибрировали, издавая протяжный гул, и все тело монстра начало мелко дрожать, будто двоилось и троилось. Он сделал несколько прыжков по палубе, окончательно теряя сходство с человеком, вспрыгнул на леер, оттолкнулся от него так мощно, что погнул толстую стальную трубу, и скрылся в ночи за бортом.
Торнтон сел на палубу. В той стороне, куда упорхнуло чудовище, уже разрастались огни порта. Паром прибывал в Гэмбер.
— А я пошел искать его, — пробормотал Торнтон, — хотел, гада, спросить, не желает ли воспользоваться моим грузовиком и дальше. Хорошим парнем показался… Это что же выходит? Я привез в Мир ангела Последнего Дня? Это что же тогда? Всему конец? А ведь я чувствовал, что мир портится… Мог бы догадаться. Старый я дуралей!
И бедняга Торнтон закрыл лицо руками и завыл, покачиваясь из стороны в сторону.
* * *Флай, конечно, не стал бы обращаться за помощью, если бы мог этого избежать. Но сейчас он нуждался в ком–то, кто его укроет и снабдит кое–чем важным для осуществления его плана.
Торг с Илаем занял довольно много времени, но к этому Флай был готов.
Поднявшись по узкой винтовой лестнице в квартиру торговца, имевшую, совершенно очевидно, и отдельный вход, Флай увидел типичное для сородича жилище. Оно представляло собою одну просторную комнату с очень высоким потолком. Окно — единственное, но зато практически во всю стену и закрываемое тяжелыми плотными портьерами.
Флай сразу представил себе, как владелец скобяной лавки, зашторив окно и раздевшись, расправляет крылья и повисает в воздухе под потолком. Маленькая тайная радость для фейери, которой Флай был лишен долгие годы в тесной камере.
А потом, закутавшись в халат, Илай сидит перед огромным окном, раздвинув шторы, и смотрит на звезды или на плывущие облака. Жалкая компенсация невозможности летать открыто. Однако и это лучше, чем ничего.
Илай, может быть, и вправду давно не расправлял крылья в том смысле, какой вкладывают фейери в это словосочетание, но сделал все, чтобы максимально комфортно пережить это неудобство жизни среди людей.
— Я понимаю, — сказал Илай, жестом обводя помещение, — совсем не то, что тюрьма. Совсем не то, что тебе пришлось пережить, но это ведь тоже заточение. Вся наша жизнь среди них — заточение.
— Нет нужды оправдываться, — сухо сказал Флай, нарочито сутулясь, — нет нужды. И нет надобности сетовать на судьбу. Я же не сетую.
— Ты другое дело…
— Другое? Чем? Пока было возможно мириться с заключением, я считал покорность за благо. Я мирился с судьбой. Но я знал, что однажды все изменю. И как только стало возможно покинуть серые стены, я сделал это. Так и ты. Миришься с судьбой. Но можешь ее изменить.
— Я не могу… — Илай покачал головой. — Нет, только не я.
— Твой выбор, — закрыл тему Флай.
В комнате были пухлые кресла, обтянутые рыбьей кожей с серебряным шитьем. Они стояли словно бы хаотично, однако проницательный человек догадался бы, что их расстановка имеет смысл. Одно кресло было повернуто к окну. Для того чтобы любоваться видом.
А вид открывался отменный. Лавка Илая находилась почти у самого края уступа на скале Элкин–маунтин — в верхнем городе. А из окна его квартиры открывался вид на нижний город, на расцвеченные огнями улицы и дома у подножия скалы. Это создавало иллюзию полета даже ночью. А каково здесь днем, когда на юг плывут облака?!