Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал в своей книге «Воспоминания и размышления»: «С 13 октября (1941 г. – прим. авт.) разгорелись ожесточенные бои на всех главных направлениях, ведущих к Москве. Это были грозные дни… Верховное главнокомандование сконцентрировало в районе Москвы крупные группы истребителей, штурмовой и бомбардировочной авиации… Приближались решающие события. В связи с тем, что оборонительный рубеж Волоколамск – Можайск – Малоярославец – Серпухов занимали наши слабые силы, а местами уже был захвачен противником, Военный совет фронта основным рубежом обороны избрал новую линию – Ново – Завидовский – Клин – Истринское водохранилище – Истра – Красная Пахра – Серпухов – Алексин».
Торжественное заседание, посвященное 24-ой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, состоявшееся в Москве на станции метро «Маяковская», и парад войск Московского гарнизона на Красной площади, сыграли огромную роль в укреплении морального духа армии, всего нашего народа.
В выступлении И. Сталина звучала уверенность в неизбежном разгроме врага. Но как скоро наступит победа над ним, никто не знал. В мясорубку войны бросались все новые и новые силы, и каждый из бойцов уходил бой с мыслью о том, что они смогут остановить натиск врага. Но волна за волной уходили на фронт батальоны, полки, дивизии и пропадали там, словно в космической «черной дыре».
…Мы стояли перед дверью, не решаясь войти в комнату. Что нас ожидало за ней? Очередной отказ или …?
Наконец Виктор набрал полной грудью воздух в легкие, шумно выдохнул и взялся за железную ручку.
– Ну, я пошел!
– Ни пуха…
– Сам знаешь куда идти!
Я, как приклеенный продолжал стоять возле двери. Если моему другу повезет, загадал я, то вероятность того, что и мне не откажут, повысится ровно наполовину. А поэтому не сдвинусь с места до тех пор, пока он не выйдет оттуда.
Время тянулось так медленно, что я уже начал волноваться: что они там с ним делают? Веревки вьют что-ли?
На самом же деле прошло не более пяти-шести минут – разговор был короткий, но для меня они показались вечностью.
Вдруг дверь распахнулась, и на пороге возник сияющий от счастья мой друг.
– Ну, не томи, рассказывай! – торопил я его.– Разрешили?
А он стоял и загадочно улыбался.
Мое терпение подходило к концу.
– Слушай, будешь продолжать молчать, я тебя прямо здесь и побью! Я за него волнуюсь, места себе не нахожу, а он улыбаться, видите ли, изволит! Говори: да или нет?
– Да! – выпалил он. – В бронетанковые и механизированные войска!
– Ух ты, молодец, Витька! – от души порадовался и в то же время позавидовал я ему. – А что спрашивали? Тот военный, кто он, откуда?
Если бы кто- то посторонних в тот момент подслушал наш разговор, он, наверное, подумал бы, что здесь идут приемные или выпускные экзамены. Возможно, что это было и так, ведь каждый из нас сдавал свой главный в жизни экзамен на зрелость.
Витька рассмеялся еще больше.
– А ты сам зайди и все узнаешь!
Открыв одной рукой дверь, он другой втолкнул меня внутрь и захлопнул ее за моей спиной, тем самым отрезав все пути к отступлению.
– Здрасте.., – смущенно поздоровался я с порога со всеми присутствующими одновременно.
Я не знал, к кому первому и как следует обратиться, поэтому испуганным взглядом таращил на них глаза. Я не мог сосредоточиться конкретно на ком-либо из комиссии. Единственное, что я сразу заметил, половина людей сидела в военной форме, половина – в гражданских костюмах.
– Слушаем Вас! – медленно и нараспев произнес один из военных.
Его тихий и вкрадчивый голос прозвучал для меня как выстрел. Я вздрогнул.
Постепенно мое дыхание стало ровным, пульс вошел в норму. Я подумал, а вдруг им слышно, как громко бьется мое сердце, и члены комиссии откажут мне? Затем сам же себя успокоил: «Что ты плетешь? Кто может услышать биение твоего сердца? Успокойся!».
– Мы вас слушаем! Говорите! – опять повторил тот же голос.
«Ага, если ко мне первым обратился этот военный, значит он здесь и главный, – подумал я.
Посмотрев на него более внимательно, я раскрыл рот от ужаса. Это был… военный комиссар Чернухинского района.
«Все, мне крышка! – мрачно сделал я для себя вывод.
Внутри меня словно все оборвалось, и теперь все мои внутренние органы словно существовали сами по себе, находясь в безвоздушном пространстве. В животе появилась неприятная пустота.