– Если вы были единственным ребенком, – сказала она, глядя прямо перед собой, – вы не поймете всю сложность отношений между сестрами: любовь и привязанность с одной стороны и соперничество, ревность и крайний антагонизм – с другой. Я любила Джейн, но мы были очень разными. Однако книга жизни Джейн Причард уже закрыта. Она умерла. Сейчас не время говорить о ее недостатках, как они мне представлялись. Более уместно вспомнить все то доброе и дорогое, что отличало ее, когда она была ребенком и потом, когда повзрослела. Отец все это помнит и очень страдает. Я тоже помню и чувствую это… здесь. – Она положила руку на желудок, как будто страдала физической болью. У нее вырвался долгий вздох. – Можно попросить еще одну сигарету?
Я вытащил пачку, и она прикурила сигарету от зажигалки на приборном щитке.
– Я обещала поделиться с вами кое-чем, что сможет помочь, – через некоторое время сказала она. – Но сначала вы должны понять, как мы жили – я и Джейн. Мы с ней не получили обычного воспитания. И наш отец… он не был обычным отцом. – Она откинулась назад, положив голову на спинку сиденья и прикрыв глаза. – Я постараюсь быть как можно более откровенной. Понимаете, жизнь отца и все вокруг него складывалось в полном соответствии с его желаниями – все, кроме его женитьбы. В школе он был известным атлетом, о котором там до сих пор вспоминают. Когда он появляется в любом из своих клубов, его немедленно окружают десятки друзей. В своем деле он король. Единственная осечка произошла там, где он меньше всего ее ожидал. Это касается его отношений с матерью. Мать нанесла ему такое тяжкое оскорбление, от которого он так никогда и не оправился. Она бросила его ради другого мужчины. До сих пор каждый раз, когда отец встречает друга или незнакомца, он думает, не смеется ли он над ним. Самое искреннее, самое глубокое чувство в его жизни – это ненависть, ненависть к матери.
– Что ж, она дала ему для этого основание, – заметил я. – И потом – она ведь бросила детей.
Затененные очками веки Лауры на мгновение плотно сомкнулись.
– История с матерью не очень касается всего этого, – сказала Лаура. – Не мне ее судить. Но позвольте мне кое-что пояснить, Джим. Она не просто так предпочла бросить нас с Джейн. К другому мужчине ее толкнула потребность получить то, чего не мог дать ей отец. Он следил за ней с помощью частных детективов, которые, как говорится, застигли ее на месте преступления. Ей ничего не оставалось, как покинуть нас. Отец не оставил ей выбора. К счастью для нее, Хью Себастиан оказался достойным человеком. Мать замужем за ним вот уже четырнадцать лет. Вероятно, их брак можно считать удачным.
– Вероятно?
– Так говорят, Джим. Я ни разу не видела ее с тех пор, как она оставила нас пятнадцать лет назад. – Ее розовые губы дрогнули, и она открыла глаза. В них отразилась боль. – Отец воспитывал нас не совсем так, как воспитывают большинство детей. Нас учили не только противостоять греху, но и ненавидеть мать, презирать само понятие материнской любви. Как только мы закончили обучение в школе, каждую из нас поселили в отдельных квартирах. Нам давали карманные деньги, но не столько, чтобы на них можно было прожить, не подрабатывая. Все твердили отцу, какой он мудрый, замечательный и тонкий воспитатель. Дочери Причарда должны были стать очень своеобразными и самостоятельными женщинами. – Горькая улыбка тронула ее губы. – И мы ими стали! Суть в том, что отец хотел только одного – чтобы мы не доставляли ему хлопот. Я не очень виню его за это. Ему только перевалило за сорок, а в наше время это еще не старость. Он имеет право на собственную жизнь и на свой дом, где не будет двух дочерей, заглядывающих ему через плечо. Но именно поэтому он и отослал нас прочь, а вовсе не потому, что он такой уж мудрый и предусмотрительный воспитатель.
Я ждал, когда она продолжит рассказ.
– Большинство детей взрослели на «Винни-Пухе», «Паутине Шарлотты» и «Алисе». Мы же были воспитаны на сказках, которые сочинял отец. Мужчины в них всегда представали в образе наших врагов, которые думают только о том, чтобы лишить нас нашего достатка. Мы не должны быть похожими на мать. Мы должны быть независимыми, чтобы никогда не выходить замуж только ради того, чтобы в браке найти защиту и поддержку. Мы не должны любить никаких мужчин, разумеется за исключением его самого. Все эти его постулаты по-разному воздействовали на меня и на Джейн. – Она чуть ли не с вызовом посмотрела на меня. – Я восстала. Как только я оказалась на свободе, у меня появились одна за другой несколько любовных связей. Я не держала их в тайне. Отец знал о них и ненавидел меня за это. Два или три раза я… я воображала, что влюблена. Но все это как-то быстро заканчивалось, потому что я боялась, что человек, в которого я влюбилась, окажется похожим на отца. Именно это имел в виду отец, когда там, в гостинице, сказал, что я не пойму точку зрения Джейн. Я – паршивая овца, позор семьи. По мнению отца, в тысячу раз было бы лучше, если бы это я лежала сейчас в морге в Манчестере. – Она погасила сигарету в пепельнице на приборном щитке. – Комментариев нет? – спросила она.
– Нет, – сказал я. – Ваша жизнь – это ваша жизнь.
– Спасибо, что удержались от нравоучений. – Она глубоко вздохнула. – Долго же я добираюсь до Джейн. Так вот, Джейн пошла другим путем. Она была очень жизнерадостной, очень живой, Джим. Она нравилась мужчинам, и сама увлекалась ими. Но она приняла решение, которое в наши дни и в нашем возрасте представляется крайне старомодным. Она собиралась дождаться своего избранника, когда бы он ни показался на горизонте. Она откровенно рассказывала мне об этом. Не так-то легко это было для нее. Время от времени она была готова сдаться. Но устояла. Я думаю, она была слишком романтична. Но ведь я – паршивая овца! Разве мне судить о ней? Одно меня действительно тревожило. Когда-нибудь у нее не хватит сил устоять, и она скажет себе, что наконец встретила своего избранника, а он может и не оказаться им. И я думаю, что именно это и произошло.
– Произошло? – сказал я. – У меня сложилось впечатление…
– Я знаю. Так Питер Стайлс сказал отцу. – В голосе Лауры прозвучали резкие нотки. – Но три или четыре дня назад мы договорились с Джейн встретиться на ленче. Как только я вошла в ресторан, где была назначена наша встреча, я поняла – что-то случилось. Она сияла, как рождественская звезда на елке. Ее избранник появился, сказала она. Кто это? Она пока не назовет его мне. Есть причины, по которым некоторое время она будет скрывать его имя. Какие причины? Она только улыбнулась в ответ и сказала, что, когда настанет время, познакомит меня с ним. Она хочет, чтобы я первой с ним познакомилась. Между тем она собиралась приехать сюда на уик-энд с Мартой, и он тоже будет здесь – ее мужчина. Я догадываюсь, что это было что-то вроде медового месяца перед замужеством.
– Но это не имеет значения, – сказал я. – Кем бы ни оказался этот человек, его не было с ней в последний вечер. Ведь она собиралась провести следующий день с Питером. Возможно, он вообще не приехал.
– Это может быть один из тех, кто участвует в соревнованиях, – сказала Лаура, кивая в сторону трамплина.
– Вот уж не скажешь, что это идеальные условия для медового месяца, – сказал я.
– Но почему он не объявился? – спросила она.
Что я мог ответить на это? Тут много чего можно было предположить. Избранник Джейн мог предпочесть сейчас оставаться в тени, потому что опасался, как бы его не обвинили в ее смерти. Или потому что не хотел, чтобы узнали, что он находился в «Дарлбруке».
– Вы допускаете, что он, возможно, женат, – сказала Лаура. – Я тоже об этом думала. Джим, она вся светилась таким счастьем и готовностью пожертвовать собой, что ее ничего не стоило обмануть!
– Учтите, мы можем никогда не узнать, приехал ли он сюда вообще, – сказал я.
– Единственный человек, кому Джейн доверилась, мертв. Марта Тауэрс могла знать, кто это был.
Подсознательно я все время помнил о хохоте, описанном Питером. Невозможно было поверить, что человек, способный так глумливо смеяться, мог показаться Джейн ее «избранником». Но я понимал, что мое представление о нем сложилось на оценке его Питером, на ненависти к нему Питера и, помимо этого, не имело никаких реальных оснований. Этот любитель опасных шуток мог быть совершенно очаровательным человеком, покуда его не одолевала жажда насилия.