Я встал из-за стола, за которым работал, и представился. Мне понравилось его крепкое рукопожатие.
– Рад видеть вас на борту, – сказал я. – Должен признаться, я всегда вам завидовал.
– Завидовали мне?! – Он удивленно поднял темные брови.
– Вашим литературным способностям, – пояснил я. – Сам-то я всего-навсего литературный поденщик.
– Благодарю, – сказал он, снял парку и шапку и повесил их в стенной шкаф. Затем посмотрел на меня и угрюмо усмехнулся. – Думаю, вас уже успели посвятить в мою историю.
Я не удержался и взглянул на его ногу:
– Вы здорово научились ею владеть.
Под паркой на нем оказался костюм из серой фланели. Он снял пиджак и повесил его на плечики в тот же шкаф. Затем сел на кровать и стал стаскивать с себя брюки.
– Можете взглянуть на протез и давайте покончим со всякой неловкостью на этот счет.
Культя его искалеченной ноги была укреплена во впадине пластмассового протеза. Она удерживалась на месте своего рода ременной упряжью, стянутой ниже и выше колена. Я пробормотал что-то насчет того, как здорово все это сделано.
Он вынул из своей сумки брюки и твидовый пиджак и надел их.
– Возвращение в «Дарлбрук» – это последний шаг в моей психологической реабилитации, – сказал он. – До сих пор я не очень-то справлялся с собой. Сейчас вдруг наорал на сына Лэндберга. Оказывается, мне все еще трудновато переносить шуточки насчет моего несчастья.
– Могу вас понять, – сказал я.
– Мне нужно извиниться перед мальчуганом, а потом я намерен крепко выпить. Не хотите пойти со мной?
– Меня устраивает любой предлог для выпивки, – сказал я.
Мы вышли из номера и спустились в вестибюль. Питер сразу направился к стойке, из-за которой молодой Лэндберг мрачно наблюдал за его приближением. Питер остановился у стойки и закурил, после чего мягко улыбнулся парню.
– Что-то я подзабыл, как тебя зовут, – сказал он.
– Ричард, – сказал юноша.
– Тебя называют Дик?
– Большинство называют меня Ричем… сэр.
– Я должен извиниться перед тобой, Рич. – Питер глубоко затянулся сигаретой. – Оттого, что мне приходится ковылять на этой проклятой искусственной ноге, я иногда становлюсь ворчливым идиотом. К тому же я здорово устал да еще чуть не поскользнулся и не рухнул в сугроб перед самым входом.
Могу сказать, что он заставлял себя говорить небрежно о своей ноге. Это было похоже на упражнение в самодисциплине.
– Мы можем с тобой забыть об этом инциденте и начать наше знакомство с чистого листа?
– Конечно! – с посветлевшим лицом сказал Рич. – Могу я что-нибудь сделать для вас, сэр?
– Можешь называть меня просто Питер. А твоя мать здесь? Я еще не поздоровался с ней.
– Сегодня она себя неважно чувствует, сэр… то есть, Питер. И ушла к себе сразу после обеда.
– Передай ей привет и скажи, что буду рад увидеться с ней завтра утром, – сказал Питер. – Ты участвуешь в завтрашнем соревновании по прыжкам с трамплина?
– Мне пока за ними не угнаться, – смущенно признался Рич. – Ведь сюда съехались лучшие спортсмены со всей страны.
– А я никогда и не был особенным специалистом по прыжкам, – сказал Питер. – Даже когда еще не обзавелся этим превосходным механизмом. – Он небрежно хлопнул себя по правому бедру. Затем обернулся ко мне: – Пойдем, Джим, посмотрим, можно ли пить виски в этом баре.
– Вы можете получить все, что пожелаете, Питер, – сказал с радостной улыбкой Рич, но я видел, что он все же был немного не в себе. – Пожалуй, я тоже должен извиниться перед вами. Я должен был сделать то, о чем вы просили.
– Хотя ты этого и не поймешь, Рич, но я в долгу перед тобой.
Мы двинулись к бару.
– Я действительно очень ему обязан, – сказал мне Питер. – Каждый раз, когда я принуждаю себя шутливо говорить об этом, мне становится легче.
Мы пробрались через заполненный шумной веселой толпой гриль-зал к бару и заказали себе по бурбону. В углу кто-то лихо барабанил на пианино зажигательный южноамериканский танец. Несколько пар в ярких красочных нарядах увлеченно отплясывали, время от времени оглашая зал восторженными криками.
Откуда-то возник Макс со своей неизменной радушной улыбкой.
– Я вижу, вы уже сошлись, – сказал он. – Тебе понравилась комната, Питер?
– Очень, – сказал Питер. – И я имел удовольствие извиниться перед Ричем за то, что поступил как последний кретин. Так что теперь чувствую себя превосходно. Я хотел бы тебя угостить, Макс.
– Нет-нет! Первая выпивка за счет заведения, – сказал Макс и кивнул бармену.
Мы повернулись спиной к бару и стали рассматривать танцующую молодежь.
– Весьма красочная публика, просто приятно смотреть, – сказал Питер.
Макс усмехнулся:
– Большинство сказали бы, что причина успеха «Дарлбрука» заключается в наших неизменно благоприятных условиях для катания.
– Но ведь здесь не обходится и без твоего личного ноу-хау, которое и сделало тебя таким неотразимым хозяином «Логова», – сказал Питер.
– Я бы не исключал и другой причины популярности нашего курорта, – сказал Макс. – В частности, изобретения брюк из эластичной ткани. Лыжи вполне могли бы остаться спортом, к которому все, за исключением горстки энтузиастов, относились бы с пренебрежением, если бы для женщин не придумали этих облегающих брюк. То, что они сделали с женской фигурой и возбуждением мужского либидо, превратило лыжный спорт в самый популярный вид.
И как будто нарочно в этот момент к нам приблизилась исключительно привлекательная девушка в эластичных брюках и облегающем свитере бледно-зеленого цвета. Раньше я ее не видел. Видимо, она появилась здесь только сегодня. Она была юной и невероятно оживленной. Я почувствовал радостное возбуждение. Но, увы, ее заинтересовал не я!
– Я ужасно бессовестная, Макс, – сказала она, не сводя смеющихся глаз с Питера. – Мой парень уже отправился спать, поскольку завтра ему принимать участие в соревнованиях, а он здесь известный фаворит в прыжках с трамплина. А моя подружка захватила всех свободных мужчин в гостинице, пока вы не привели сюда этих очаровательных незнакомцев. – Она взглянула на меня, учтиво включая в разговор мою скромную персону, и кивком указала в сторону, где в окружении нескольких поклонников стояла темноволосая девушка в черных облегающих брюках и алой блузке, тоже привлекающая внимание своей точеной фигуркой. – Так что, – сказала наша рыжеволосая красавица, – пожалуйста, представьте меня своим новым гостям.
– Питер Стайлс, Джим Трэнтер – Джейн Причард, – сказал Макс.
– Не может быть, чтобы это был тот самый Питер Стайлс! – живо откликнулась девушка.
– Я знаю единственного Питера Стайлса, который и стоит сейчас перед вами, – торжественно заверил ее Макс.
– Как же тесен мир! – сказала Джейн Причард. – Волей-неволей приходится прибегнуть к штампу. Ведь я работаю в журнале, который печатает большинство ваших статей, Питер. Я помощник помощника вашего друга Фрэнка Девери. Мне даже доводилось редактировать некоторые ваши статьи. Они всегда так захватывают и заставляют думать! А ваша последняя статья о Тито вообще произвела впечатление разорвавшейся бомбы!
– Благодарю вас, – сказал Питер. – Оказывается, мир действительно очень тесен.
Она склонила голову набок, одарив его озорной улыбкой.
– Вы уже научились танцевать с этим вашим протезом? – спросила она.
Я видел, как его пальцы крепко стиснули стакан.
– Я не пробовал.
– Должна же я как-то стереть эту улыбку Чеширского кота с лица Марты, – с шутливым задором сказала она. – Пожалуйста, давайте сейчас же и попробуем!
Я был уверен, что Питер откажется, но он поставил свой стакан и усмехнулся ей.
– Предупреждаю вас, я запросто могу рухнуть на пол, – сказал он, – а тогда вам не видать триумфа!
– Зато я могу служить вам надежной опорой, – возразила Джейн, с забавной решительностью подхватив его под руку.
Позже он рассказал мне, как все проходило.
Они приблизились к свободному пространству, где танцевали несколько десятков пар. Джейн положила ему на плечо свою легкую руку и подняла к нему лицо, оказавшись очень близко. Питер чувствовал рядом с собой ее гибкое теплое тело и ощутил тонкий приятный аромат ее духов.