***
Когда отца Наталии похоронили там, где он и работал, сердце матери не вынесло тяжелой утраты. Внезапно свалившееся несчастье отозвалось обширным инфарктом у Анастасии Петровны. Скорая медицинская помощь, которую вызвала дочь, не медля ни минуты увезла ее в больницу расположенную на улице Клинической. Наташа узнала где находится мать только на следующий день, позвонив на станцию скорой медицинской помощи, расположенную в Ботаническом переулке. Наскоро собравшись, она немедленно отправилась на Клиническую, где после недолгих поисков узнала, что мать лежит в кардиологическом отделении. Наташа пыталась пройти туда и повидать ее, но вышедший в девушке врач объяснил, что в течение ближайших десяти дней посетителей к Митрофановой пускать не будут. Расплакавшись Наташа умоляла врача рассказать, что с ее матерью. Тот успокоив девушку сообщил, что состояние Анастасии Петровны довольно сложное. Ей нужен покой и никаких посетителей - даже если это будут самые близкие родственники. Так и уехала дочь ни с чем из больницы. Хорошо, что хоть узнала фамилию лечащего врача и номер телефона ординаторской кардиологического отделения. Каждый день звонила она справляясь о здоровье матери и в течении двух недель получала отказ не ее посещение в больнице. Эти дни проведенные ею дома в полном одиночестве были самыми тяжелыми в ее жизни. Одному богу было известно сколько выплакала он слез по своим родителя. Наконец в очередном телефонном разговоре лечащий врач разрешил Наташе навестить мать. Радости девушки не было предела. Она загодя готовилась к этому дню. Загрузив сумку свежими фруктами, медом, налив горячего чаю в термос, Наташа поспешила к трамваю. Пробив на компостере очередной талон девушка заняла у окна. Ей не терпелось побыстрее добраться до больницы, но трамвай как назло тащился слишком медленно, а на остановках простаивал необоснованно долго. До места добралась минут за тридцать и сразу в кардиологическое отделение. Прежде чем попасть в палату к матери у Натальи состоялся разговор с лечащим врачом. Он встретил ее буквально у порога: - Простите, вы к кому направляетесь? - К Митрофановой Анастасии,- тихо ответила Наталья и нерешительно остановилась. - Кем вы ей приходитесь? - Я - дочь Анастасии Петровны. - Уж не та ли, что звонит каждый день? - Да, та самая, а зовут меня Наташей. - Очень приятно, а я лечащий врач вашей мамы и меня зовут Василием Ивановичем. Я остановил вас потому, что хочу проинструктировать как вести себя в общении с больной. - А я уж думала, что вы не разрешите мне повидаться с мамой. - Нет, кризис у Анастасии Петровны миновал и, хотя ее состояние остается достаточно сложным, видеться с родственниками ей можно. Нужно только соблюдать определенные правила. - Я готова им следовать лишь бы разрешили мне увидеть маму. - Посещение больной просто необходимо, я это понял после разговора с Анастасией Петровной, это будет способствовать ее быстрейшему выздоровлению. Но вам нужно соблюдать некоторые рекомендации. - Какие? - с нетерпением спросила Наташа, меняя руки держащие сумку с продуктами. - Во-первых, пребывание у матери в общей сложности не должно превышать тридцати минут. Во-вторых, не сообщать больной никаких новостей которые могли бы ее взволновать. В разговоре не вспоминать о случаях или моментах, которые могли бы вывести ее из равновесия и состояния душевного покоя. Беседа должна носить успокаивающий характер, никаких споров или грубостей, повышенной интонации в голосе. Наташа, вы должны помочь матери обрести душевный покой, любое волнение ей противопоказано - помните об этом. - Хорошо,- согласилась девушка,- я буду вести себя так, чтобы мама не волновалась. - Вот это совсем другой разговор,- ободряюще произнес Василий Иванович. - Мне можно идти в палату? - Да, теперь уже можно. - Извините, Василий Иванович, но я не спросила ничего о пище, которую можно приносить маме. - На этот счет никаких запрещающих ограничений нет. Анастасия Петровна может есть практически все, что пожелает, но, конечно, в разумных количествах. Так что кормите свою матушку разнообразной пищей, но предпочтение следует отдавать высокобелковым продуктам и конечно фруктам. - Спасибо, Василий Иванович, мне все понятно. - А если понятно, то в добрый час,- и врач указал рукой на дверь палаты в которой лежала Анастасия Петровна. Наташа решительно направилась в указанном направлении и предчувствуя скорую встречу с матерью постучала в дверь. Из палаты послышалось негромкое: - Да-да, войдите. Приоткрыв дверь Наташа спросила: - Можно войти? - Да, входите,- услышала она в ответ и узнала голос матери.
***
Отдышавшись он вернул трясущейся рукой бокал с остатками воды Николаю Федоровичу. Мошкин поставил его на тумбочку и переведя взгляд на лежащего Измалкова приготовился слушать его исповедь дальше. Больной словно угадав мысли своего оппонента заговорил: - Позднее Архипов нам пообещал, что золотишко поделит на троих - оно мол поможет нам адаптироваться после войны в мирной жизни. Честно говоря, мы с Афоней в то время верили ему как Богу. А потом были долгие и страшные годы военной жизни. Первым из игры выбыл Афанасий - раненый в бою попал в руки особистов. Хоть и не пристрелил я его тогда, но в душе был уверен, что это сделают чекисты, если он попадет к ним в руки живым. Его дальнейшая судьба до сегодняшнего дня была мне неизвестна. Приблизительно через полгода после того памятного боя неожиданно пропал Архипов. В нашей банде ходили различные слухи на этот счет, но только я догадывался об истинных причинах его исчезновения. Просто он понял, что национальнопатриотическому движению "лесных братьев" приходит конец. Архипов не стал ждать пока петля затянется окончательно, а взял тихонечко и смотался. Мне Сергей конечно ничего не сказал и это только укрепило мои подозрения, что золотыми монетами он делится ни с кем не собирается. Руки Измалкова судорожно задвигались, видимо не мог он без волнения вспоминать события тех далеких лет. Николай Федорович желая поддержать разговор в нужном русле спросил: - Как развивались события дальше? С минуту Измалков лежал молча, уставившись впавшими глазницами в потолок, потом словно опомнившись заговорил вновь. - А дальше все пошло под откос. Особисты за ликвидацию бандформирований взялись всерьез и окончательно. Многие, в том числе и я, попытались вырваться, но удавку уже затянули так, что и мышь не выскочит. Задумал я укрыться на ферме у одного надежного латыша под видом работника, но чекисты сработали без ошибки. Документов у меня оправдательных никаких, тут вскорости состоялся и военный трибунал. Дали двадцать пять лет лагерей - по тем временам самое суровое наказание. Это же целая вечность - четвертак. Некоторые слабовольные кончали жизнь самоубийством, а я в душе был рад такому исходу дела. Просто следствие не установила, что я палач и руки мои по локоть в крови. Узнай они обо мне все - ничего кроме расстрела мне не светило. Даже сейчас я теряюсь в догадках: как это они не размотали клубок до конца. Все двадцать пять лет от звонка до звонка отбывал на самом северном угольном месторождении в нашей стране. Вольные там не работали из-за сурового климата и неустроенного быта, а изменников, предателей, власовцев, просто репрессированных нужно было где-то уничтожать. Вот и убивали сразу двух зайцев: выдавали на гора необходимый родине уголек, а заодно уничтожали неугодных Советской власти людей. Как было трудно выжить эти долгие годы не имеет смысла рассказывать - никто не поверит. Но вот это неумное желание жить любой ценой, видимо и здесь сыграло не последнюю роль. А еще помогла мне мечта о том, что по освобождении я обязательно найду Архипова и любой ценой получу свою часть монет, чтобы дожить по-человечески остаток лет. Все эти годы я желал чтобы Смирнов остался живым - вместе бы нам было легче отыскать Архипова и реквизировать свою долю золота. Освободившись я съездил к Афоне на родину в село Казарку Пензенской области. Его родственники сообщили мне, что Афанасий не вернулся с войны и даже показали официальный документ, в котором он значился без вести пропавшим. Из этого я сделал вывод, что Смирнова больше нет в живых и разыскивать Архипова мне придется одному. Вернувшись к себе домой я много сил затратил на то, чтобы отыскать Сергея, но след его затерялся во времени. Родственники Архипова, как и родные сестры Афони, убеждали меня в том что он сгинул в первый год войны, где-то под Киевом. От них я узнал, что у Архипова в Камышине осталась жена, а его сын работал в Волгограде. Я не поленился и повидал их. Что удивительно - жена у него оказалась порядочным человеком, столько лет прошло, а она верит и ждет его. Не стал я ее огорчать, вера во все хорошее помогла ей и сына воспитать и внуков дождаться. Если бы он остался живым, то в Камышине у жены побывал бы наверняка, но тут его не было. С годами ажиотаж с золотыми монетами в моей душе стал утихать и я уже смирился с тем, что не придется мне получить свою долю. Позднее мне пришла мысль поехать туда, где мы уничтожали партизанский отряд и их лагерь. Нашел я то место, хоть и стоило это мне большого труда. На месте землянок вырос молодой лес, да и так все блиндажи и траншеи затянуло, что найти их в траве было непросто. Целый месяц я вел там раскопки, но так ничего найти и не удалось. Я конечно допускал, что Архипов наверняка будет, если конечно останется жив, скрываться под чужой фамилией, но под какой и где? Не смог я решить эту загадку как ни старался и в конце концов смирился с этим. Мошкин слушал Измалкова не перебивая так как видел каких физических и моральных сил требуется больному для этого монолога. Со лба больного скатывались и исчезали за ушами капельки холодного пота, глаза горели лихорадочным блеском, а руки, оставив суетливую возню, судорожно вцепились в скомканную простыню.