Все было страшно, запутанно, не получало ответа. Если бы хоть с кем-нибудь посоветоваться! Алонов чувствовал себя как в сетях. Чем дальше, тем теснее становились петли. Все было вне его жизни, вне его обычных представлений о жизни.
А тем временем враги уходили и уносили с собой разгадку! Эти четверо, о которых только и мог думать Алонов, не теряют времени, они идут, идут, идут!.. Куда, зачем идут? Что им надо здесь?
У Алонова кружилась голова, но не от слабости. Он стоял среди болота, забыв, где находится.
Холод воды, схвативший ноги, привел его в себя. Он повернулся и пошел к берегу — прочь от жалкой, отвратительной и страшной могилы человека, который хотел убить его и был убит сам…
И Алонов даже не помнил лица этого человека, ничего не знал о нем и, вероятно, не узнает… Эта мысль в числе других была почему-то особенно чудовищной для Алонова.
Уходящий имеет тысячу дорог, а преследующий — только одну, только ту, которая избрана преследуемым.
Нужно спешить, спешить!
Алонов вытряхнул содержимое своего мешка прямо на землю. Сахар и соль, растаяв, бесследно исчезли. Сухари размокли в кашу. Только заряды в медных гильзах не должны были пострадать. С одной стороны порох был защищен пробковой прокладкой на дроби и толстым просаленным пыжом под дробью. С другой — вдавленный капсюль красной меди был тщательно затерт воском. Так иные заботливые охотники готовятся к далеким охотам.
Котелок и фляга оказались в мешке. Исчезла кружка.
Алонов наполнил флягу водой из своего колодца, а котелок набил месивом из сухарей. То, что не поместилось в котелке, он тщательно подобрал с земли. Остатки мокрых сухарей смешались с опавшими листьями и травинками — расплата за поспешность. Затем Алонов в последний раз напился из колодца. Он спешил. Часы не шли, и ему казалось, что минуло уже очень много времени с того момента, когда он подошел к поляне. Быть может, его теплая куртка валялась где-нибудь близко или ее стоило поискать в воде? На это могло уйти слишком много времени…
Собравшись, Алонов в последний раз оглядел поляну и болотце. Помятая трава, несколько сломанных веток и хворост, оказавшийся лишним для костра. Широкое выжженное пятно на месте самого костра… и больше ничего. Ничего о людях, которые провели здесь ночь. Ничего, что могло бы рассказать о них, кроме того дерева в болотце. Может быть, они выронили какой-либо предмет? Нет. Даже нет ни одного окурка. Неужели ни один из четверых не курит?
Алонов топтался на чужом привале. Странно, костер развели большой, горел он всю ночь, наверное, а золы мало. Совсем не видно свежего пепла. Значит, они разбросали золу, подмели; поэтому место, где горел огонь, кажется старым. Но на размышления не было времени…
Скорее, скорее! Алонов взбежал на водораздел, замыкавший плоскую котловину, присел в бурьян, наблюдал. Отдавшись наблюдению, он не думал о другом.
Для безразличного путешественника, для проезжего, который от безделья обозревает наши степи из окна вагона или из автомобиля, они кажутся плоскостями, открытыми во всех направлениях. Внимание случайного человека быстро притупляется кажущимся однообразием равнины, и, даже если он чувствует своеобразное величие того, что принято называть бескрайным простором, его глаз ждет и ищет изменения скучного ландшафта.
Но уже для медленного пешехода или всадника, наблюдающего мир степей с небольшой высоты, степи открывают свои возвышения и углубления, порой манят уютными лощинами и укромными балками. Оказывается, что здесь много отличных укрытий и для человека и для зверя даже в самых мелких впадинах.
А сколько безопасных рытвин, сколько заманчиво-надежных защит от пули предлагает солдату кажущееся ровным, как стол, поле, когда он под огнем перебегает и переползает к указанному ему рубежу для атаки!
Такой и была сегодня степь для Алонова. В степи — враг. И Алонов наблюдал терпеливо, внимательно. Все же его ночная разведка принесла плоды! По подслушанным обрывкам разговора он предполагал, что враги не думают о нем, не боятся его преследования.
А ведь это верно! Конечно, у него были две причины для бегства: страх перед ними и еще большее основание — боязнь быть обвиненным в нападении и убийстве из засады. Конечно, враги должны считать, что он бежал всю ночь и сейчас очень далеко.
Нельзя сказать, чтобы это было результатом серии выводов, заключений, — Алонов скорее почувствовал, чем решил: у него больше нет ужаса перед возможным обвинением в убийстве. Да, страх исчез. К этому ощущению, естественно, пристраивались выводы из наблюдений. О многом говорило скрытие неизвестными трупа.