— Ой, никак интересовался, сколько мне лет? — захлопала ресницами Лида, кокетливо наклонив голову набок. — Зачем?
Русоволосая, стройная, с печальными глазами, она стояла перед ним во всей своей природной красе. Ее мягкий грудной голос обволакивал юношу, уносил в заоблачные дали, а белоснежная улыбка кружила голову. Чувствуя, как предательски заалели уши, Сверчок мысленно одернул себя: «Эко тебя понесло! И ничего-то в ней нет особенного. Девка как девка…»
— Очень надо было интересоваться… — стараясь не смотреть в глаза, чтобы ненароком не выдать своих чувств, промолвил он.
Девушка, напротив, открыто рассматривала его.
— А ты и в самом деле похож на сверчка!
Ожидая подвоха, Коля скривил губы:
— В каком смысле?
— Шустрый больно! Бегаешь быстро. Скачешь, словно сверчок. Видела однажды, как ты через забор сигал. — Лида вдруг залилась коротким смехом: — А ты умеешь петь?
— Чего? — Все больше распаляясь, Коля нахмурился. — Я те чё, артист какой, чтобы петь?
— Жаль! Сверчки красиво поют. — Девушка протянула сидор, наполненный чем-то тяжелым. — На, держи! Тут немецкая сгущенка для раненых. Будь осторожен! — предупредила она. — В мешок вшита записка для вашего командира.
— Не впервой, — процедил сквозь зубы молодой партизан.
Пора было расставаться. Потоптавшись на месте, Лида нерешительно поинтересовалась:
— Все хотела спросить тебя: какой он, Федор Иванович? В городе о нем легенды складывают. Женщины сказывают: молодой, красивый!
Коле с трудом удалось скрыть свое разочарование. Острой иглой вонзилась в сердце ревность. «Ишь ты, командира ей подавай!»
— Ага, красивый! — только и оставалось ему согласиться. — На белом коне по облакам скачет! Увидишь — влюбишься! В него даже старушки влюбляются.
— Вот дурак! Ладно, иди! Мне возвращаться пора, — смутилась Лида.
На опушке леса его поджидали.
— Ну што, встречался со своей синеглазкой? — вырос неожиданно перед ним дед Захар.
От неожиданности Сверчок резко отпрянул в сторону. В следующую секунду в его руке блеснул короткоствольный наган. С таким малозаметным оружием ходить в город было сподручнее. Старик одобряюще похлопал ученика по плечу:
— Добре, молодца!
— Чё добре, деда?! А ну как пристрелил бы тебя… — дрогнувшим голосом проворчал юноша.
— Це вряд ли. Я ишо не так погано двигаюсь, як ты розумиешь. — Задрав широченный рукав рубахи, поверх которой зимой и летом носил потертую от старости цигейковую безрукавку, Захар Петрович продемонстрировал пятизарядный обрез. — Шмальнуть да враз застелиться на траву ишо сумею, не сумневайся. Ну, так як там твоя востроглазая поживае? — напомнил он.
— Нормально, наверное, я не спрашивал. Только не моя она! — воскликнул с тоской юноша. Спрятав револьвер обратно за пояс, он показал на котомку за спиной. — Вот, сгущенка раненым…
Обмениваясь короткими фразами, словно перекидываясь картами, Захар Петрович не забывал поводить глазами по сторонам: не привел ли молодец хвост за собой.
— А я гляжу: идешь, мурлычешь себе под нос. Ну, думаю, ранила девка парнишку в самое беззащитное место, в сердце.
— Еще чего. Не то время. Война идет.
— И што? — Кучерявившиеся брови деда Захара приподнялись. — Война, хм! Эка невидаль. Война — дело проходящее, а любовь вечна. Так и в Библии сказано. Правда, зараз и не вспомню, у каком месте, но то и неважно.
— Не знаю, не читал.
— Ну, давай, откройся по дружбе! Так, мол, и так, Захар Петрович, влюбился, дескать, и вся недолга. Дай людям порадоваться чужому счастью…
— Да не влюбился я!
— Ну и дурак! Мал, значит, ишо. А может, не доверяешь мне свой душевный секрет? — Старик опустил глаза, делая вид, что удручен таким обстоятельством. — Что ж, бывает. Я-то к тебе со всей своей откровенностью, а ты вона как ко мне? Не доверяешь.
«Что за день сегодня? Второй раз за час дураком называют!» — нахмурился Сверчок, но заметив, как старик неумело изображал обидчивость, невольно засмеялся:
— Ладно, есть немного! Только давай сменим тему.
— Што, взаправду влюбился? Вот славно! — обрадовался дед Захар, успев подумать: «Будет о чем сегодня с мужиками погутарить, а то как-то скучно живем! Все хоронимся от немца да его же и бьем. А тут — лю-бо-овь! Понимать надо».
— Только ей наш Федор Иваныч нравится, — обронил Сверчок. — Говорит: в городе о нем легенды складывают.