— Признаться, встреть вас на улице, я бы не сразу узнал, — заметил Сверчок.
— Ясное дело. Ты же меня бритым и в форме никогда не видел.
— Да, а усы-то с бородой знатные были! — улыбнулся юноша. Рана давно затянулась, но нога все еще побаливала, из-за чего ему приходилось немного опираться на костыль.
— Думаю, скоро снова придется отращивать, — нахмурившись, загадочно произнес капитан.
Сверчок собирался расспросить, что означают его слова, но вовремя сдержался. Командир Чепраков учил своих бойцов не проявлять излишнее любопытство. «Офицеры сами решают, когда и что донести до подчиненных», — помнил он слова Федора Ивановича. Не стал юноша спрашивать и о судьбе их командира, опасаясь услышать печальную весть.
Наконец, оторвавшись от своих мыслей, в которые ненадолго погрузился, Виктор Вовк скосил взгляд на его костыль.
— Как нога, сильно болит?
— Практически нет, — соврал Сверчок.
— В таком случае, не надоело тебе матрац давить? Война, между прочим, еще не окончена.
Почувствовав некоторую укоризну в голосе офицера, Коля принялся оправдываться:
— Да я хоть сейчас, товарищ старший лей… ой, капитан! Только врачи не отпускают. Говорят, рана снова может открыться.
— Знаю, Коля, знаю. — Вовк положил руку ему на плечо. — Я разговаривал с твоим врачом. Доктор рассказывал, что в рану грязь попала. Медики, считай, тебя с того света вытащили.
— Грязь — это, наверное, когда мы с Матюшиным боролись. Здоровый бугай! Чуть не придушил меня.
— Ребята, когда узнали, что у тебя заражение крови началось, а это, брат, дело нешуточное, сразу стали пенициллин искать. В госпиталях его не хватает, а без него ты бы не выжил. У нас ведь своего пока мало, а союзнички, будь они неладны, не очень торопятся с поставками. Меня в это время как раз в Москву вызвали на доклад к одному высокопоставленному офицеру. Через него и раздобыл тебе лекарство.
— Так это значит я своим выздоровлением обязан вам? — Сверчок с благодарностью взглянул на офицера.
— Да брось ты! Все мы друг другу чем-то обязаны. Да! — вдруг спохватился Вовк. — Я же главное тебе не сказал! К тому времени, как меня с комиссаром Строжевским вызвали в Москву, наш отряд, как отдельную боевую единицу, расформировали. Можно сказать, списали в архив.
— Как? — Новость повергла Колю Цвирко в уныние. — А как же война? Сами же говорите — она еще не закончилась! Я думал, мы до Берлина дойдем, там и встретим победу.
— Встретим, Сверчок, обязательно встретим. Может, не там и не вместе, но встретим.
Последние слова офицера окончательно испортили настроение юноше.
— Не вместе? Я так надеялся с вами до Берлина дойти. И дед Захар мечтал. Помните, говорил, как хочет пройтись по его улицам?
Коля с надеждой посмотрел на офицера, но его вопрос остался без ответа.
— Разговор к тебе имеется, Николай, — выдержав паузу, произнес Вовк, предложив присесть на пустующую лавочку. — Очень важный разговор.
Сверчку передалось появившееся в голосе офицера напряжение. По-своему оценив его слова, он выпалил, словно выстрелил:
— Товарищ капитан, если вы по поводу того, что я сдался в плен и затем привел фашистов к Николиному хутору, то я уже всё кому надо рассказал! Скажу только, что не знаю, откуда немцам стало известно о нашей встрече с подпольщиками там, у мельницы. Сам все гадаю.
В госпиталь к нему, действительно, приходили из особого отдела. Офицер подробно расспрашивал о том, как Николай попал в плен, но все больше о Матюшине. Перед уходом особист заверил, что все подозрения с него будут сняты.
— Ну, зачем ты так? — Капитан недовольно скривил губы. — Никто тебя ни в чем не обвиняет и не подозревает. К тому же Федор Иванович успел рассказать, что ты его приказ выполнял. Правда, подробностями он поделиться не успел, но это уже неважно. Строжевского отозвали на гражданку, и теперь тебе уже ничего не грозит.
— Куда его?
— По слухам, направили в один из дальних районов Белоруссии на партийную работу.
Сверчка меньше всего интересовала судьба бывшего комиссара отряда. Куда больше ему хотелось узнать о судьбе командира и других боевых товарищах.
— Потом, Коля, потом мы с тобой обо всем поговорим. Извини, но у меня совсем мало времени. — По привычке понизив голос, словно кто-то мог их подслушать, Виктор спросил: — Скажи, ты смог бы повторить путь, по которому преследовал Матюшина?
— Какой же там путь, товарищ капитан? — удивился юноша, поежившись от скользнувшего по телу прохладного ветерка. — Лес один! К тому же добрую половину я ночью прошел. Вряд ли теперь найду. А зачем?