Их переодели в гражданское, вооружили немецким оружием и снабдили настоящими документами убитых полицаев из батальона шуцманшафта. Пригодились и те, которые Сверчок забрал у уничтоженных им Власенко и Сухевича.
— Не забывайте, в лесах сейчас много наших групп, которые вылавливают немецких диверсантов. Если нарветесь на своих — сдавайтесь немедленно, а после просите выхода на связь со мной или подполковником Циунчиком, начальником лагеря подготовки, — наставлял капитан Вовк. — Мы вас вытащим.
В осенний, изрядно промерзший лес они входили с той стороны городской окраины, откуда Сверчок начинал преследование Кондрата Матюшина и его сообщников. Утро в этот день выдалось пасмурным. Временами пугливо выглядывая, солнце тут же снова пряталось за тяжелыми тучами. Озябшие от осенней сырости, разведчики медленно шли следом за Сверчком, часто заглядывая под кусты и груды валежника.
Ближе к полудню небо прояснилось и стало чуть теплее. Они решили устроить короткий привал. Нырнув в густой ельник, подальше от случайных глаз, все трое растянулись на сырой мшистой земле. Скинув с плеча вещевой мешок, в котором хранились продукты, Черенков потянулся за узлом. Пора было подкрепиться.
Осторожный Грушин первым заметил движение между деревьями и подал тревожный сигнал, но было поздно. Несколько человек брали их в кольцо, вырваться из которого уже не представлялось возможным. Мысленно обругав себя за то, что проморгал, Олег выглянул из-за дерева, держа автомат наготове.
— Эй, кто там ховается? Доложись! — прокричал старший сержант зычным голосом.
От охватившего волнения у Сверчка взмокла спина. Долгое пребывание в госпитале, вдали от военных действий, дало себя знать страхом, сковавшим все тело.
Один из тех, кто скрывался за деревьями, выступил на свет.
— Хлопци, звидкы будете? — обратился он на украинском.
— Свои мы! Из местного охранного батальона, — ответил Грушин.
— Ну, побачимо, яки свои…
Догадываясь, кто перед ними, Олег опустил автомат:
— Сами-то кто такие?
— С ридной нэньки утекли! Примайтэ в гости, друже, як що нэ поганы ми вам! — осклабился старший из украинских полицаев.
Разглядев на его плечах погоны ротного фельдфебеля, а на головном уборе свастику в лавровом венке, Грушин сделал шаг навстречу:
— Хорошим людям всегда рады.
На левом рукаве украинского «друга» заметен был штандарт с девизом на немецком языке «верный, храбрый, послушный». Такие носили только отмеченные особой храбростью.
Представившись Кузьмой Скоробогатько, фельдфебель попросил показать удостоверение.
— Нэ серчай, друже, бо час такий, що потрибно у всих перевиряты.
Выданный на имя Василия Власенко документ не вызвал подозрений.
— Все нормально, — понимающе кивнул Грушин, дружески подмигнув остальным подошедшим украинцам. — Мы сами никому не доверяем.
— Мени можно, — хохотнул Скоробогатько, протягивая свой документ.
Взглянув на него, Олег едва сдержался, чтобы тут же не начать стрелять. Перед ним стоял командир одного из взводов 118‑го украинского батальона шуцманшафта, известного далеко за пределами Украины. Полицаи этого подразделения принимали активное участие в карательных операциях против мирных жителей не только у себя на родине, но и в Белоруссии, где отличились особой жестокостью. За ними давно и безуспешно охотились сотрудники Управления «СМЕРШ».
— Говоришь, тебе можно доверять? А почему знаки различия сохранили? — Олег строго глянул на Скоробогатько, указав на погоны. — Вам что, не доводили указ о зольбухе?
Ротный фельдфебель не мог не знать, что с этого года гитлеровцы отменили все знаки отличия в полевой жандармерии, чтобы в случае пленения фельджандармы, участвовавшие в карательных операциях против мирных советских граждан, могли избежать преследования со стороны сотрудников советской контрразведки. С этой же целью в батальонах стали выдавать фальшивые книжки, в которых указывалось, что данный сотрудник служит в охране продовольственных складов или других дополнительных структурах, и в боевых действиях не участвует. Но гитлеровцы просчитались. «СМЕРШ» на такую уловку не повелся.
— А що нам та немчура? Мы сами соби указуемо, що робити.
Вызывающий тон Скоробогатько породил дружный хохот у его подчиненных.
— У нас свои вожди е! Ми сами з вусами! — стали раздаваться реплики.
— Слух иде, що червоноармейци по лисах з нашими документами шастають. Навроде, як полицейские. Не бачив таких, ни? — вкрадчивым голосом спросил Кузьма.