Рядом, по обе стороны телеги, выросли Сверчок с Лопатой.
— Дак, это… тутошние мы, тутошние! — медленно приходя в себя, затряс возница реденькой бородкой. — До хаты возвращаемся. — То — дочь моя, — кивнул он в сторону спутницы. — А там, — старик повернулся назад, — там детки ейные.
Только сейчас бойцы заметили затаившихся под грудой узелков двух девочек лет восьми-девяти.
— Кого еще прячете? — Лопата вызволил детей из вещевого завала.
— Та рази ж прячем? — осипшим от испуга голосом воскликнул старик, нервно поправляя норовивший сползти на ухо треух. — Я их под барахло загнал, чтобы теплее было.
Опасаясь за дочек, женщина подползла к ним и прикрыла собой. Усовестившись ее испуганного взгляда, Сверчок опустил оружие.
— Да вы не пугайтесь, не обидим, — извиняющимся тоном сказал он.
— Не поздно ли едете? Ночь на носу, — поинтересовался Олег. — Мало ли что может случиться в дороге.
Старик тяжело вздохнул и немного посветлел лицом.
— Так, война, вроде как, далеко отодвинулась, чего ишо бояться-то? Чай, по родной землице едем! — Он по-прежнему настороженно следил за ними. — Вот, до дому возвращаемся, — повторил, просительно добавив: — Нам бы до темени успеть добраться, а!
— Откуда едете?
Старик отвечать не стал, спросил сам, набравшись храбрости:
— Сами-то кто будете?
Продолжая осматривать телегу, Лопата обнаружил у борта прикрытый тряпкой немецкий карабин.
— Не-не, то не наше! — немедленно открестился возница. — Я это ружьишко тут недалече нашел. — Он неопределенно махнул рукой куда-то за спину. — Там еще одежка рваная была. В таких полицаи ходят. Случаем, не из ваших кто сгинул, не?
Страх в глазах старика усилился. Догадавшись, что их принимают за переодетых полицаев, Грушин миролюбиво произнес:
— Не бойтесь! Свои мы, свои.
— С лица мы все свои, россы, славяне, — тряхнул бороденкой дед. — А как война началась, тут и выяснилась истина, кто свой, а кто враг. Накануне нас тоже двое остановили. Одеты так само, как вы. Тоже кудахтали: свои, мол, не обидим, от партизан отбились. А сами, ироды проклятые, харчи забрали да еще по лицу мне надавали.
— За что? — Сверчку стало жаль старика.
— А за то, что не согласен я был харчи им уступать.
— Спасибо, хоть в живых оставили! — промолвила женщина. — Вон, детей до смерти напугали.
Грушин закинул автомат за спину, повторил твердо:
— Свои мы, отец, точно свои.
Насупив брови, старик сверкнул очами:
— Я в тех людях сразу полицаев признал. Повадки у них характерные, вороватые. А глаза пужливые. Сторожко так бегали по сторонам, словно кого боялись. Совсем не так, как в сорок первом году. Тогда у полицая глаз был злой, наглый. Вот я и смекнул: будь наши, чего им опасаться-то, верно?
— Верно-верно. — Олег присел на облучок. — Давно эти места покинули?
— А в сорок первом и покинули. Утекли к родичам в Воронежскую область. Внучат хотели сберечь.
— Далековато забрались от родных мест, — улыбнулся старший сержант.
— А толку? Фашисты нас и там догнали. Правда, больше итальянцев да венгров было. Лютовали страшно!
— Дедушка, вы сказали, что карабин недалеко отсюда нашли? — напомнил Сверчок, разглядывая оружие. — Место сможете показать? Очень мне нужно на него поглядеть.
Поняв, что выбора у него нет, старик неохотно согласился:
— Ну, ежели надо…
Бледным туманом на землю опускались сумерки. Дню оставалось жить совсем недолго. Идти и в самом деле оказалось недалеко. Километра через два старик остановился у чернеющего кустарника и призывно помахал, требуя следовать за ним. Оставив на всякий случай рядом с молодой женщиной и ее детьми Лопату, Грушин со Сверчком углубились в заросли.
— Я сюда по нужде полез, э… по надобности первейшей, — отводя ветки от лица, принялся объяснять старик. — Только портки было скинул, глядь в сторону, а там труп лежит. Вернее, то, что от него осталось. От страха чуть было не оконфузился! — выдавил дед улыбку. — Должно быть, тело кабаны сгрызли. Тут же в кустах и карабин лежал. Только патронов в нем не было.
Тщательно осмотревшись по сторонам, Сверчок шепнул Олегу:
— Узнаю это место. Здесь я Власенко застрелил. Теперь знаю, как дальше идти, — уверенно сказал он.
Они вернулись к телеге. Видя уставшие, изможденные лица женщины и ее дочерей, Грушин вновь предложил старику переночевать с ними в лесу, а утром продолжить путь, однако тот остался непреклонен.
— Нет, поедем. К утру на месте будем. Дома и отдохнем.