Федор Иванович повернулся к капитану:
— Кстати, этот вопрос и меня интересует! Проводил кто-нибудь расследование?
Вовк досадливо махнул рукой:
— Кто бы этим тогда занимался, Федор Иванович? А теперь, видимо, уже поздно.
— Вот пока вы будете новые задачи решать, найдется и мне чем заняться! — воскликнул Сверчок. — Кто-то же должен искать предателя? А домой я все равно не вернусь. Выйду через Лиду на других подпольщиков, там видно будет.
— Не вздумай! — стал запрещать Чепраков. — Это может быть опасно для тебя.
— В том, что предатель существует, у меня нет полной уверенности, — задумчиво произнес Вовк. — На допросах Матюшин ни единым словом не обмолвился об этом.
— Ничего, выясним! — крикнул Сверчок. — Можно я сначала окунусь, а потом пойдем обедать?
Не дожидаясь ответа, юноша быстро скинул с себя одежду, сбегая к воде.
— Вот упертый, чертяка! — недовольно покачал головой Виктор. — А ведь и вправду опасная затея… Что, если в городе остались агенты абвера?
Через минуту он уже и сам с удовольствием рассекал волны, догоняя все дальше отплывавшего от берега Николая.
8
Москва встретила майора Чепракова холодным проливным дождем и пустынными улицами. Сразу с вокзала он отправился по домашнему адресу, к семье, с которой не виделся с первых дней войны…
Воюя в белорусских лесах, офицер нечасто получал весточки от близких. В отряд почта изредка доставлялась по воздуху вместе с боеприпасами и медикаментами. Зная, как переживает за него супруга, Федор Иванович в ответных посланиях всякий раз сообщал, что служит глубоко в тылу, на Урале. Догадывался, что не поверит, и все же лгал, оправдывая себя: «Ложь во благо — не ложь, а благо». В последний раз он написал жене уже из Сочи. В нем лишь вскользь упомянул о своем ранении, пообещав встретиться в скором времени. Обратный адрес указывать не стал. Опасался, что все бросит и приедет. Позволить себе предстать перед любимой женщиной в немощном состоянии он не мог.
В прифронтовом госпитале, куда его в беспамятстве доставили с аэродрома, хирург не рискнул извлечь пулю из головы и отправил дальше в Минск. К тому времени город только что освободили. Врачи, удалившие кусок свинца, опасались, что им не удастся полностью восстановить раненого.
Узнав из своих источников о тяжелом состоянии капитана Чепракова, своего старинного товарища, Поликарп Матвеевич Федулов приложил все усилия, чтобы дальше его вел один из лучших военных хирургов страны, профессор Зорин. В сочинский госпиталь, где и служил военврач, раненого доставили самолетом. После повторной операции, которую лично проводил Зорин, все функции организма стали быстро восстанавливаться. Даже зрение удалось почти полностью сохранить. И только когда ухудшалась погода или случалось понервничать, Федор Иванович испытывал сильную головную боль, иногда до рвоты, да в левом глазу начинало двоиться.
Остановившись перед дверью, майор Чепраков оправил на себе форму, провел рукой по голове, прикрывая прядью волос страшные рубцы на лбу и виске, и утопил кнопку звонка.
Увидев супруга, женщина от неожиданности на мгновение застыла, затем, охнув, бросилась в его объятия. Огрубевшие от тяжелой заводской работы ее пальцы коснулись рубца на виске. Целуя лицо любимого человека, она не сдерживала слез, приговаривая: «Вернулся!.. Живой!..»
Они проговорили почти всю ночь. Утром, осторожно, чтобы не разбудить спящего сына, майор Чепраков покинул квартиру и отправился по адресу, указанному в письме, которое ему в Сочи передал капитан Вовк. В конверте находился пропуск, выписанный на его имя полковником Федуловым.
Шагая по улицам пасмурной осенней Москвы, Федор Иванович пытался сосредоточиться на предстоящей встрече, но перед глазами всплывало светящееся любовью лицо жены. Он не знал, как долго пробудет в Москве. Война идет, и он на ней солдат…
Войдя в кабинет Федулова, секретарь доложил:
— Товарищ полковник, прибыл майор Чепраков!
Услышав фамилию, Поликарп Матвеевич встал из-за стола и двинулся навстречу:
— Пусть войдет!
Несколько мгновений они стояли друг напротив друга, не проронив ни слова. Два боевых офицера, чья дружба зародилась еще в годы учебы в военном училище, которое они оба блестяще окончили.
— Да, потрепала тебя война, Федор! — первым заговорил Поликарп Матвеевич, протягивая руку.
— А вы совсем не изменились, товарищ полковник! — крепко пожимая ее, ответил Чепраков.