— А мне не жаль. Удивительно, сколько среди нас, советских людей, оказывается, жило потенциальных предателей! Сколько из-за них хороших людей пострадало, погибло…
Вспомнив историю своего ареста, майор Чепраков не стал развивать дальше эту тему. Повернувшись к старшине Андрусенко, приказал:
— Саша, приведи сюда Лукашевича. Посмотрим, что за фрукт такой. Надеюсь, он не видел, как выводили Кузякова?
— Я этого старикана к кашеварам отправил, товарищ командир, — ухмыльнулся Циркач. — На вид худющий, а ест за двоих.
— Напрасно. На сытый желудок совесть у человека плохо пробуждается.
Через несколько минут в землянку, прихрамывая, вошел бывший староста Спиридон Лукашевич. Поводив глазами по сторонам, он остановил взгляд на сидевших за столом незнакомцах.
— Мне сказали, что здесь Кондрат Матюшин, — медленно произнес он, точно проскрипел.
Вошедший следом за ним Циркач ухмыльнулся, прикрывая дверь.
— Я и есть Матюшин! — улыбнулся Федор Иванович, жестом приглашая подойти ближе. — Что, не похож?
Поняв, что попал в западню, Лукашевич в нерешительности остановился. Тем временем Андрусенко ловко обезоружил его, забрав винтовку и висевший на поясе «парабеллум».
— Да ты садись, — предложил Чепраков. — Чего стоять-то? Садись, поговорим.
Присев на предложенный табурет, сколоченный из грубого горбыля, Спиридон задрал высоко голову, словно хотел всем своим видом показать, что не боится их.
— Нет, не похож ты на Кондрата. Росточком не вышел, — хмыкнул он, внимательно рассматривая сидевшего напротив человека.
— Дерзишь? — засмеялся майор. — Уважаю! Хочешь красиво умереть? Похвально, похвально.
— Чего же сразу умирать? — Голос Лукашевича становился все увереннее. — Может, еще сгожусь советской власти?
— Торгуешься? — Лицо Федора Ивановича нахмурилось.
— Можно и так сказать. Обмен хочу предложить. — Староста решил не тянуть время, а сразу перейти к делу. Вел он себя так, будто не в землянке красного командира находился, а со знакомым барыгой на рынке разговаривал. — Я вам своих людей отдам, а вы меня и еще пару человек отпускаете. Больше не попрошу. Идет?
— Торговля тут неуместна! — воскликнул Вершинин. Столь циничное предложение врага обескуражило его. — Ваших людей, считай, мы и так уже взяли.
— Э, нет, я не про тех, что недалече в балке схоронились. Из этих мне только двое сгодятся. Остальных можете хоть под корень пустить. Людишки так себе, расходный материал. Оторви да выброси — не жалко. Я про других говорю. Про тех, кто меня в Литве дожидается. В Вильно.
Чепраков насторожился:
— Что за люди?
— Тут я пока промолчу. — Лукашевич расправил плечи, хитро прищурился. — Скажу одно: без меня они словно котята слепые, а со мной могут уйти по морю, как по суше. Есть у меня такая договоренность с рыбаками. За приличные деньги, конечно.
Циркач вспомнил слова Зосима Рублёного, сказанные им в «болотном домике». Склонившись к уху командира, он прошептал:
— Федор Иванович, я про море уже слышал от его людей. Похоже, это он про латышских рыбаков намекает. Закрыть бы этот канал переброски!
— Стало быть, те, кто в Вильно, готовы заплатить за то, чтобы ты их доставил в… А куда, не скажешь?
Лукашевич засмеялся:
— Хитер! Куда — не скажу, иначе и мне вы дорогу перекроите. Но людишек отдам. Правда, после того как деньги получу. Там, у моря, и сдам их тебе с рук на руки. Ну что, по рукам?
— У моря — это в Латвии, что ли?
Даже при тусклом свете было заметно, как побледнел староста.
— С чего так решил? Может, я через Польшу или Эстонию собираюсь уйти?
— Ну-у… — многозначительно произнес Чепраков. — Ладно, сдашь тех, кто в Вильно, а там посмотрим, что с тобой делать. Может, и отпущу. В общем, мне подумать надо.
— Ты думай, думай. Я за свое слово ответ держу, а ты думай.
Федору Ивановичу на мгновение показалось — староста уверен, что легко обведет его вокруг пальца и избежит всякого наказания.
Велев Андрусенко увести арестованного и держать его отдельно от Кузякова, майор вызвал радиста. Проверить версию с рыбаками сам он не мог. Существует ли такой канал для переброски военных преступников за рубеж или нет — пусть этим занимается Центр, решил он.
Чепракову лишь под утро удалось ненадолго прилечь, но уснуть так и не получилось. Едва он закрыл глаза, как был поднят старшиной Андрусенко, сообщившим, что бывший подпольщик Кузяков обнаружен повешенным.
20
Вокруг стояла кромешная темнота, и до рассвета еще оставалось много времени, но лагерь уже просыпался. Скоро всему отряду предстояло выступить. Перед переходом необходимо было подкрепиться. Чтобы не привлекать внимание неприятеля дымом от костров, еду в лагере готовили два раза в день — рано утром и поздно вечером.